Я не могла ему ответить. Щеки мои горели от его ударов и от стыда…
Закрыв глаза, я представила себе, как он продолжает свой обвинительный монолог, как становится с каждым словом все беспощаднее и беспощаднее: ты, Ева, всегда была шлюхой, я сделал все, чтобы помочь тебе, дал денег, помог открыть магазин и начать новую жизнь, я забыл, кем ты была и как оказалась у меня в доме, как один мой должник, которого ты отлично знаешь, решил расплатиться со мной, но вместо денег привел в ресторан тебя, маленькую глупую потаскушку…
Да, он мог в этот раз проявить жестокость и назвать вещи своими именами, мог, но не стал этого делать, потому что никогда в душе не считал меня падшей женщиной. Во всем, что случилось со мной, он винил лишь цепь случайных событий, мою молодость и красоту… Мне просто повезло, что Наим после того, как выкупил меня в одном из московских ресторанов у своего должника, увез с собой в Стамбул и поселил в этом доме. Жениться на мне он не мог – у него уже была жена, дети, внуки… Но жил со мной, как с женой, заботился, «смотрел меня», как говорят все турки…
Айтен ушла, причитая и вздыхая, мы слышали, как она в соседней комнате убирает со стола, звенит посудой. Наим оторвал меня от своей груди, поднял мое лицо и ахнул, увидев, что с ним стало. Едва касаясь губами, осыпал поцелуями щеки, лоб, губы, нос…
– И все равно, Ева, послушай, что я тебе скажу: ты сошла с ума. Даже если предположить, что ты замыслила убить своего любовника и собираешься сделать это здесь, в чужой стране, пристрелить собаку в «Джихан-отеле», то как реально, технически ты собираешься это сделать? Войти в отель, узнать у служащих, где живут новоиспеченные любовники, подняться к ним в номер, взломать дверь и, увидев их в постели, пристрелить: пиф-паф?! Ты в своем уме? Что с тобой? Конечно, я понимаю, ты все еще находишься в состоянии, близком к умопомрачению, от тебя сбежал любовник, пусть… Но девочка! Ты писала мне, что нашла ее, что вы видитесь, что она переехала к тебе и так далее… Зачем ты приблизила ее к себе? Чтобы не так страшно было лететь в Стамбул и убивать Александра? Чтобы дочка была под рукой? И чтобы тебе не скучно было сидеть в тюрьме? Ева, девочка моя, остынь…
– Ты не понимаешь, сначала я думала, что это она нуждается во мне, что ей одиноко живется на этом свете и что со мной ей будет хорошо! Но у меня, как оказалось, сильнее материнского чувства развито чувство вины перед этой девочкой! И это именно оно толкнуло меня в интернат!.. Больше того, у меня все настолько перевернулось внутри, что мне стало казаться, что это не я, а она моя мать – так я нуждаюсь в ней…
Я говорила Наиму чистую правду. Я видела в Валентине родного человека и изредка я чувствовала, что она моя дочь, но иногда, и это стало происходить со мной все чаще и чаще, я видела в ней более мудрого человека, и это именно мне необходима была ее поддержка, а не наоборот…
– Не переживай, – Наим принялся целовать мои руки, – не твоя вина в том, что у тебя слабо развит материнский инстинкт. У тебя у самой не было родителей, тебя воспитывала твоя бабка, судя по твоим словам, особа с холодным сердцем и темными мозгами, потом, когда она умерла, ты была предоставлена сама себе… В Москве неизвестно как оказалась…
– С парнем знакомым решили прокатиться до Москвы и обратно… – всхлипнула я, и перед моими глазами пронеслись обрамленные оконными рамами вагона поля, леса и летящие облака русского нескончаемого пейзажа, затем толпа в метро, страх потерять приятеля, гул электрички, горячие пирожки, съеденные в Сокольниках, зеленая скамейка и красивый парень, предлагающий мне на итальянском мороженое…
– Потом этот итальянец, Паоло… Я, честно говоря, решил, что ты все это выдумала, и любовь сумасшедшую, и беременность в пятнадцать лет, и дочь, скитающуюся по интернатам… Уж больно жалостливая и слезливая история…
– Я теперь и не знаю, правильно ли поступила, что связалась с ней, или нет. Может, ей спокойнее было бы не знать меня. Ну, передала бы ей денег, подарила бы квартиру…
– И сделала бы все это через Машу? Ту самую вороватую женщину, которая столько лет обманывала тебя и забирала все деньги себе? Как ты вообще простила ее?
– Так же, как прощаю всех вас. И тебя вот, и Паоло, и других, которые продали меня тебе… Ты вот сейчас избил меня, Наим, а ведь я всегда видела в тебе человека, который и мне способен все простить…