Джейн пыталась ненавидеть его. Но не могла: хотя, конечно, она злилась, чертовски злилась и была к тому же ужасно разочарована.
Но во всей этой проклятой путанице была, конечно, и одна светлая сторона. У Николь будет отец, она не вырастет незаконнорожденной. Может быть, все это и к лучшему. Но как сложатся их отношения с Ником?
И тут вдруг Джейн осознала, что повлечет за собой венчание – и ужаснулась.
Она станет его законной женой. Будет заботиться о Чеде и Николь, о его доме, о нем самом. И… Джейн представила их вместе, в постели. Задрожав, она резко встала и пошла наверх, в свою спальню.
Граф сказал, что приедет завтра повидать Николь. Но до завтра еще слишком долго.
Джейн переоделась и поехала на Тависток-сквер. Она была так полна решимости, так погружена в собственные мысли, что даже не заметила улыбки Томаса, провожавшего ее в утреннюю гостиную, где она принялась ждать графа.
Джейн нервно шагала по комнате. Ее щеки пылали, сердце колотилось, в ушах стучало. Она сжала кулаки так, что пальцам стало больно. Когда дверь гостиной открылась, Джейн резко обернулась. Граф улыбался.
– Что, так хотелось увидеть меня, что не могла подождать до завтра?
– Хотелось? Не слишком, – холодно ответила она. Подойдя к двери, она резко захлопнула ее за спиной графа. Граф с интересом посмотрел на нее.
– Насколько я понимаю, мы поженимся, как бы я тому ни сопротивлялась, – сказала Джейн. – Верно?
– Верно. – Он продолжал внимательно смотреть на нее.
– Тогда мы должны обсудить условия брака. Граф поднял брови.
– Во-первых, – заговорила Джейн, – я продолжаю работать. Ты не вмешиваешься в мою карьеру. Это понятно?
– Да наплевать мне на твою карьеру, – беспечно произнес граф, но его взгляд был при этом тверже алмаза. – Мы будем жить в Лондоне, пока продолжается театральный сезон. Ну а остальное время будем проводить в Драгморе, и ты будешь делать все, что положено делать матери.
Джейн стиснула зубы.
– Ты обвиняешь меня в том, что я плохая мать?
– Я просто напоминаю, что Николь должна быть для тебя на первом месте.
– До сих пор я была неплохой матерью, несмотря на то, что много работаю!
– Невозможно быть неплохой матерью, много работая. – И граф язвительно улыбнулся.
Джейн поняла, что бьется головой о стену. И разозлилась.
– Довольно об этом! Я играю в театре, а потом на два месяца еду в Драгмор.
– На три.
– Два!
– Три. Не испытывай мою щедрость, Джейн.
– Да ты просто ублюдок! – злобно прошипела она. Он безразлично пожал плечами:
– Что дальше?
– У нас будут раздельные спальни.
Выражение лица Ника ничуть не изменилось. Граф был совершенно невозмутим.
– Сейчас это модно.
– Нет, ты не понял! Я не желаю видеть тебя в моей постели! Ты ко мне не прикоснешься!
Он вытаращил глаза.
Джейн улыбнулась, но ее улыбка отнюдь не была доброй.
– Это ведь твоя идея, не моя. И раз уж мы женимся только ради Николь. Ты можешь развлекаться где угодно и с кем угодно, но меня не трогай!
Граф развел руками. И тоже улыбнулся, криво и злобно:
– Ты полагаешь, я горю вожделением к тебе? И хотя у тебя есть ребенок, Джейн, но тебе всего лишь девятнадцать, и для меня ты не больше чем школьница.
Это задело Джейн. Она гордо вскинула голову:
– И ты вообще не будешь вмешиваться в мою личную жизнь!
Он сжал кулаки и шагнул вперед:
– А в чем состоит твоя личная жизнь, Джейн? Точнее, в ком? В Линдлее?
– Это не твое дело! – яростно выкрикнула она.
Он оглядел ее с таким отвращением, что Джейн поняла – он люто ненавидит ее. А потом он многозначительно скривил губы:
– Прелестно. Наслаждайся своими любовниками. Но я требую, чтобы ты вела себя осторожно. Я не хочу, чтобы о Николь говорили, что она – дочь шлюхи.
– Ты беспокоишься о Николь? – усмехнулась Джейн, стараясь не показать, как задели ее его слова. – Или о себе?
– Мне до тебя нет дела. – Он подошел к двери и остановился, – Есть еще предложения?
Джейн почувствовала, как к глазам подбираются слезы, но, собрав всю свою волю, прогнала их. Она не должна плакать сейчас, у него на виду.
– Нет.
– Отлично. – И он, шагая широко и громко, вышел из гостиной и направился к входной двери, крича, чтобы ему немедленно подали карету.
Джейн охватила дрожь. Она подошла к окну, посмотрела, как он садится в экипаж, и тут уже ничем не сдерживаемые слезы наполнили ее глаза. Ублюдок! Эгоистичный, грубый, совершенно бесчувственный ублюдок, он презирает ее! Но это лишь к лучшему. Если бы он ненавидел ее не так сильно, она бы, пожалуй, смягчилась и, может быть, снова полюбила бы его. Бог оградил ее от этого! Любить такого человека равносильно самоубийству. В его душе горит темный, мрачный огонь, и вряд ли ей удалось бы погасить это пламя.