63 
– Послезавтра, – не раздумывая ответил Мур. – А кто этот хмырь? Твой муж? Любовник? Подельщик?
– Никто. Пока никто… А там видно будет.
С этими словами она поднялась, изогнулась всем своим красивым телом, затянутым в тонкую, похожую на кожу змеи, ткань и послала ему воздушный поцелуй.
Так Мэй вошла в его жизнь. Вошла и перевернула все его представления о женщинах и деньгах. Это Мэй развила в нем неистребимую жажду денег и наслаждений. Провинциальные вдовушки теперь интересовали его меньше всего. Тамбов и ему подобные тихие города канули в Лету, уступив место необъятному миру. Перед Муром раскрылась Европа. После первого дела с гарнитуром работы Фаберже, о котором шла речь в их первую встречу в ресторане, когда Мур получил свои проценты, появились новые дела, и Мур почувствовал вкус настоящих денег. Они перепродавали драгоценности, и в их действиях не было ничего криминального. У Мэй были связи, но на встречи с заинтересованными лицами она ходила без него. Не потому, что не доверяла, просто таков был их уговор. Мур не раз думал о том, что, будь на его месте другой, Мэй не поздоровилось бы и рано или поздно ее нашли бы в канаве с проломленной головой. Но, с другой стороны, убивать Мэй не имело смысла. Ведь это с ее помощью они находили покупателей на краденные неизвестными лицами драгоценности. Счет шел на сотни тысяч, а иногда и миллионы долларов. И, что самое удивительное, ни Мэй, ни Мур не умели удержать эти баснословные деньги при себе. Они разлетались с невиданной скоростью и оседали не в банках, а в ресторанах, дорогих европейских гостиницах, курортах, казино… Мэй не умела и не хотела копить деньги. Ее раздражали разговоры о вложениях в недвижимость, у нее не было ни малейшего желания открыть свое дело или купить какой-нибудь завод или фабрику. Она хохотала ему в лицо, когда он только касался этой темы. И Мур чувствовал, что рано или поздно это закончится. Как закончатся деньги. И вот в один прекрасный день Мэй исчезла. Она не пришла в назначенное время в назначенное место. Ее не было дома, не видели ее и в тех злачных местах, где она любила бывать вместе с Муром. Последняя сделка, сулившая сотни тысяч долларов, сорвалась или, думал Мур, его просто кинули. И вот тогда он понял, что без Мэй он никто. У него не было выхода ни на одного антиквара, ни на одного западного ювелира. Мостиком между Москвой и Европой всегда оставалась Мэй. И вот она исчезла. Так же неожиданно, как и появилась в его жизни. Теперь в просторной новой квартире Мура с видом на Москву-реку никто не прибирался, никто не стирал его сорочки, не варил ему кофе. Его любовница бросила его, даже не попрощавшись. А ведь он рядом с Мэй стал лучше, он изменился, поправил свое здоровье, привел в порядок зубы, волосы, кожу, ногти, легкие, наконец… Мэй заботилась о нем, постоянно твердила, что главное в жизни – это здоровье. И вот теперь ее нет. Как будто у Мура отняли ногу или руку. Ему было трудно без нее. Особенно первое время. Он был один в пустой квартире, которую они так и не удосужились обставить. Лишь в спальне стояла огромная кровать да испанский туалетный столик, заставленный флаконами Мэй.
И Мур стал пить. Так продолжалось несколько месяцев. Мэй не появлялась. И тогда Мур полетел в Лас-Вегас и, поселившись в отеле, за одну неделю спустил все имевшиеся у него деньги. Он пил и играл, проводил ночи с проститутками и стал находить особое удовольствие в унижении женщин. В каждой рыжей девушке он видел Мэй и с трудом сдерживал себя, чтобы не ударить ее. Он понимал, что стоит ему избить проститутку, как ему самому не поздоровится. Он знал нескольких местных сутенеров, а потому был хорошо знаком с их порядками. Тогда он вернулся в Москву и в первый же вечер в ресторане подцепил одну немолодую даму, сорящую деньгами. Ее сумочка была просто набита долларами. Через сутки ее тело с простреленной головой нашли под Коломной, в кустах… Так Мур вернулся к своему прежнему занятию. Он снова стал убийцей. Но если раньше, убив жертву, он испытывал смутные чувства, похожие на жалость или сострадание, то теперь чувств не было никаких. Он перестал видеть в женщинах живых людей. Они казались ему тряпичными куклами. И если раньше, для того чтобы прибрать к рукам чужое, ему приходилось жениться, то теперь он занимался тривиальным разбоем: просто проникал в квартиру своей любовницы и, убив жертву, грабил. Иногда, если ему везло и в квартире оказывалось много наличных, со своей следующей жертвой он встречался дольше, ровно столько, сколько требовалось на то, чтобы спустить все деньги. После этого он убивал ее, и все начиналось снова.
63 
