Ему перестали сниться сны. А страх, живший в нем все эти годы, страх убийцы, исчез. Он вдруг понял, что его никогда не поймают. Что он заговоренный.
Он много ездил, путешествовал. Когда были деньги, много денег, он бывал в тех местах, где они были с Мэй. Это были красивые города: Париж, Дрезден, Рим, Вена, Прага… Но без Мэй все было не так. Ему не хватало ее присутствия рядом с собой, звучания ее голоса, ее смеха… Он тосковал по ней и одновременно ненавидел ее. И вот однажды в Париже он напал на ее след. В одном из отелей он увидел человека, с которым она разговаривала три года тому назад, когда Мур привез ей из Москвы чудный изумрудный гарнитур. Узнав у портье имя этого человека, он понял, что удача улыбнулась ему. Это был тот самый Арчи, с которым Мэй подолгу беседовала по телефону, договариваясь об очередной встрече. Арчи Вудз, англичанин, известный лондонский антиквар, богатый человек. Мэй хорошо говорила по-английски, в то время как Мур не знал ни одного языка, кроме русского. Быть может, именно поэтому она так спокойно общалась с этим Арчи по телефону в присутствии Мура, потому что знала – он все равно не поймет ни слова. Но ведь она произносила имя: Арчи! Портье, который выдал Муру всю информацию о Вудзе за сто франков, вероятно, пожалел, что не знает о нем больше. Он чувствовал, что русский гость всерьез заинтересован в Вудзе. Быть может, поэтому вечером этого же дня он позвонил Муру в номер и на ломаном русском сказал, что знает адрес Арчи Вудза в Дартфорде, что неподалеку от Лондона. А спустя несколько часов после того, как Мур заплатил ему за адрес еще двести франков, расторопный портье принес ему адрес дамы, приехавшей вместе с Вудзом, но остановившейся в соседнем номере. Так Мур впервые услышал имя Эдит Чефлин. А через двое суток она уже была в его постели…
Эдит Чефлин – анемичная хрупкая женщина, на кукольном бледном личике которой застыла гримаса отвращения ко всему миру, – столкнулась с Муром в холле отеля и была едва не сбита с ног. Мур, воспользовавшись разыгранной им же самим ситуацией, подхватил готовую рухнуть на ковер женщину и, пробормотав извинения, прижал ее к себе и даже умудрился коснуться губами ее губ. Мур в эту секунду был так нежен, так заботлив и мил, что Эдит не стремилась покинуть тотчас его объятия. И тогда Мур поцеловал ее по-настоящему. Эдит ответила на его поцелуй. Тело ее обмякло, она часто задышала, а руки крепко обвили его шею. Так могла себя вести только сильно истосковавшаяся по мужчине женщина. Видать, подумал про себя Мур, этот мистер Вудз не особенно-то печется о своей подружке, раз заставляет ее бросаться в объятия первого встречного. После этого неожиданного поцелуя, первого контакта, первых прикосновений вспыхнуло вполне конкретное желание, и Мур, ни слова не говоря, схватил Эдит за руку и потащил за собой в свой номер. Сначала она торопливо семенила за ним, но после того, как они остановились уже перед дверью его номера и она поняла, что зашла слишком далеко, Эдит попыталась вырваться из цепких рук незнакомца. Но Мур, распахнув дверь, втолкнул женщину в комнату и бросил на кровать. Он знал, что большинству женщин это нравится, а потому был уверен, что ему повезет и на этот раз и что эта бледнолицая англичанка оценит его натиск по достоинству. И он оказался прав. Эдит не сопротивлялась. Зажмурив глаза и раскинув руки, она позволила Муру овладеть собой…
С этого дня они стали встречаться. Эдит, уверенная в том, что их первая встреча носила случайный, импульсивный характер и что Мур просто воспылал к ней страстью, как к женщине, была счастлива все то время, что провела в Париже. Днем она встречалась с Муром, а ночи проводила в постели Вудза. Ей и в голову не приходило, что темпераментный русский вынашивает в своей красивой голове план, связанный не с ней, а именно с ее приятелем-антикваром. И что их последующие свидания в Лондоне станут для ее ненасытного любовника лишь очередной ступенью к достижению цели. А цель была проста – выяснить все про Вудза, попытаться напасть на след исчезнувшей Мэй и с помощью Эдит войти в круг лондонских антикваров, чтобы уже без предательницы Мэй завязать нужные знакомства.
Поскольку Мур практически не знал языка, Эдит, прислав ему приглашение и поселив его в одном из дешевых лондонских отелей, сама нашла человека, из русских, который занимался с ними английским и русским языками. Мур понимал, что эти занятия были для Эдит чем-то вроде аперитива, поскольку сразу после того, как за преподавателем захлопывалась дверь номера, начиналось самое главное: Эдит раскрывала ему свои объятия. Она и сама признавалась ему, что чувствует себя в этой ситуации как сбежавшая из дома влюбленная во взрослого мужчину школьница, порочная и легкомысленная. Они мало говорили, но прекрасно понимали друг друга. Мур довольно долго не расспрашивал ее об Арчи, ждал, когда она сама расскажет ему о нем. И дождался. Понятное дело, Эдит постаралась представить Арчи в самом неприглядном свете: «Арчи не любит меня», «Арчи даже в постели разговаривает только о делах, об аукционах, даже когда лежит на мне», «Арчи все равно, удовлетворена я или нет», «он слишком слаб как мужчина, чтобы быть с такой женщиной, как я, в нем нет огня», «Арчи уже несколько лет собирается жениться на мне, но я думаю, что он однолюб»… Вот только после этой фразы Мур и решился спросить ее, кого же он любит, раз она назвала его однолюбом. У него была другая женщина? Что с ней? Она бросила его, потому что он импотент? Он подзадоривал ее, подыгрывал ей. Но в ответ получил лишь глубокое молчание. Эдит, словно улитка, спряталась в свой нежный и хрупкий панцирь и долгое время вообще не хотела говорить. Словно ей одно лишь упоминание об этой женщине доставило нестерпимую боль. Но потом, переболев неприятными для нее ассоциациями и воспоминаниями, ожила вновь и рассказала Муру о том, что Арчи действительно несколько лет тому назад был влюблен в одну женщину. Она, как и он, была помешана на старинных украшениях. Она не англичанка. Эдит мало что знает о ней. Но Арчи буквально сох по ней. Он и его отец. И эта сучка обманула их. Она не вышла замуж ни за отца, который тоже был без ума от нее, ни за сына. Она, провернув здесь, в Лондоне, свои дела, вернулась на родину, и больше Арчи о ней не слышал. Мур кожей чувствовал, что речь шла о Мэй. Но как ни пытался он выяснить хотя бы национальность исчезнувшей возлюбленной Арчи, Эдит как воды в рот набрала. К тому же Мур боялся, что своими расспросами он может вызвать подозрение у, в общем-то, неглупой, но неуверенной в себе Эдит. Связь с русским была для нее целым событием в жизни, и Эдит отдавала себя своему любовнику без остатка. Он знал, что, останься он без денег, она будет содержать его, но пока не торопил события. Он хотел, чтобы она поверила, будто он увлечен ею всерьез и даже подумывает о женитьбе. И вот тут-то Эдит проявила неожиданную твердость, заявив ему после одного из таких душевных разговоров, что она, если когда-нибудь и выйдет замуж, то только за Арчи. Мур посмотрел ей в глаза и увидел в них такой нестерпимый злой блеск, что у него перехватило дыхание. Ты что, говорил ее ледяной взгляд, не понимаешь, что Арчи богат, и я сделаю все возможное и невозможное, чтобы выйти за него и устроить свою жизнь. Далее читалось: предоставь мне свободу, и ты поймешь, что я права и что с деньгами Арчи мы возьмем от жизни все, что только пожелаем. Мур хотел напомнить ей о брачном контракте, который может быть составлен Арчи не в ее пользу, но сдержал себя, понимая, что давить сейчас на Эдит преждевременно. Когда-нибудь она сама поделится с ним своими сомнениями. Теперь же она хотела одного: чтобы Мур дал ей возможность сблизиться с Арчи настолько, чтобы их отношения плавно перешли в брак. И он полностью согласился с ней, больше того, сказал, что готов даже помочь ей в осуществлении ее плана. После этого разговора их отношения перешли в несколько иную плоскость: теперь Эдит видела в нем не только любовника, но и сообщника. Ему повезло – кровь Эдит бродила так же бурно, как и у него, и она, Эдит, так же, как он, оказалась отравленной чувством вседозволенности и внутренней свободы, что давало ему надежду когда-нибудь привлечь ее для более серьезных, дерзких дел.