Мур в глубине души и без того презирал Эдит, теперь же, когда она упивалась своим унижением и физическими страданиями, он презирал ее еще больше.
– Нет, я не сержусь на тебя, – сказал он и, чувствуя, как начинает возбуждаться при мысли, что и эта, доверившаяся ему и распростертая сейчас перед ним женщина тоже когда-нибудь с его помощью превратится в неподвижный кусок дурно пахнущего мяса, как это стало с его прежними жертвами, овладел ею.
…Позже, когда Эдит уже крепко спала, Мур вышел на кухню, устроился с сигаретой и вином возле окна, за которым тихо накрапывал дождь, и подумал о том, что его план может не сработать, если ему помешает неуравновешенная и склонная к истерике Эдит. Если Арчи признает Лору своей дочерью и оформит это надлежащим образом, после чего Лора или сам Мур убьет его, и тем самым сделает ее своей наследницей, то Эдит должна будет исчезнуть.
Но может случиться так: Эдит, зная, для какой цели в доме Вудза появилась Лора, будет шантажировать ее угрозой разоблачения с тем, чтобы впоследствии сделать ее своей союзницей и с ее помощью избавиться от него, Мура. Лора вернется в Москву к своему Левину, а Эдит, почувствовав, что избавилась наконец от своего, ставшего для нее опасным, любовника, воспрянет духом и постарается женить на себе Вудза. Мур пытался поставить себя на место Лоры и Эдит. Сначала ему было даже смешно, до какой степени глупы женщины и как зависят они от своих чувств, но теперь, когда он увидел в Эдит прямую угрозу для своего плана, ему стало не до смеха. На все предприятие он потратил много денег, правда, далеко не своих: часть давала ему в свое время Наташа Лунник, часть он выручил от продажи машины, остальное забрал из квартиры Полонской. В Лондоне он полностью жил на средства Эдит. Ему было удобно пользоваться женщинами, он находил в этом удовлетворение, и он не понимал мужчин, которые платили за то, чтобы переспать с женщиной. Но вот теперь Эдит, почуяв нависшую над ней опасность, может все разрушить…
Мур, придя к такому выводу, недолго колебался. Ампула с сильнодействующим ядом, приготовленная наряду с другими ампулами для Вудза, должна была убрать с дороги зарвавшуюся истеричку Эдит. Мур приготовил для отравления Вудза такой яд, который впоследствии не оставил бы сомнений в том, что Вудз умер естественной смертью. Таким ядом можно было пропитать шторы на окнах кабинета Вудза с тем, чтобы он, постоянно вдыхая испарения, умер спустя довольно длительное время с симптомами воспаления легких.
Но для Эдит Мур выбрал быструю, хотя и довольно мучительную смерть. Он, в силу создавшихся обстоятельств, уже не мог долго ждать, пока она умрет, а потому решил растворить яд в бутылке мартини, к которой по вечерам прикладывалась Эдит.
Уже взбалтывая в руках смертоносную смесь, он подумал о том, что теперь, по сути, все будет зависеть только от Эдит: она сама выберет день своей смерти. Ведь ей для этого будет достаточно захотеть расслабиться и плеснуть себе немного мартини…
С такой мыслью он, поставив бутылку на место и выбросив пустую ампулу в окно, тщательно вымыл руки и лицо, выкурил еще одну сигарету и вернулся в постель. Обняв Эдит и прижавшись к ней, он крепко уснул.
«Большевики занимали Кисловодск не сразу, а постепенно, шаг за шагом…»
«Во время обысков забирали все самое ценное, и поэтому люди стали прятать деньги и драгоценности, полагаясь на свою изобретательность… Например, деньги часто приклеивали под выдвижной ящик, но солдаты это быстро обнаружили и стали проверять все ящики. Я хранила их в верхней части окна, но для этого нужно было вынимать раму. Драгоценности я прятала в ножке кровати, спустив их туда на ниточке, чтобы при необходимости быстро вынуть».
Глава 5
Между тем я продолжала жить, дышать, двигаться, смотреть, слушать, внимать тому, что говорил мне Арчи и мой новый знакомый – Реджи. С одной стороны, я была свободна и могла перемещаться в любом направлении, выехать из Гринвуда на машине в сопровождении Мардж, с другой – я чувствовала, что меня опекают. В сущности, это было приятно. С Мардж мы подружились быстро, мы понимали друг друга, объясняясь знаками. Она была очень доброй, часто и много смеялась, показывая свои мелкие крепкие зубы, и при этом на ее пухлых розовых щеках появлялись симпатичные ямочки, но иногда я ловила на себе ее долгие и пристальные взгляды, которые тревожили меня и заставляли держаться настороже, словно Мардж присматривалась ко мне и собиралась мне что-то сообщить. Но кто-то или что-то мешало ей сделать это, поэтому, быть может, она и ограничивалась лишь взглядами. Очень выразительными были ее глаза, и подчас, глядя в них, меня охватывал ужас. Что она хотела сказать мне? От кого предостеречь? Или же все было совсем не так и всему виной моя мнительность?