Особенно,... 
103 
Этот план я и поведал Юрке. С намёком в голосе: пока вы там занимались вашей музыкой, я времени не терял.
Юрка сказал с одобрением:
— Голова у тебя работает. Только не промахнись там.
Я ответил, что, если я такой беспомощный растяпа, пускай Юрка сам всё придумывает и делает. Или Янка… Я чуть не брякнул «твой Янка».
Но Юрка сказал миролюбиво:
— Я же ничего, просто предупредил… А Янка… Гелька, он не прибегал?
— Здрасте, я ваша бабушка с Юпитера! Вы же вместе ушли.
— А там нас в разные комнаты развели…
— Никуда он не денется, — сказал я. — Юрка, пошли обедать.
— Без Янки? Мы с ним договорились, что вместе… Пойду посмотрю, где он там…
— А! Ну давай… — сказал я.
И стало мне как-то на всё наплевать. И на искорку, и на праздник, и на то, что кругом лето — самое хорошее в жизни время… А ещё я вдруг подумал: «Почему всё-таки не едет папа? Только из-за работы?»
Но к вечеру настроение у меня наладилось, Мы собрались в «Курятнике» и сидели до звёзд. Глеб рассказывал, как он с ребятами в интернате строил из дырявой моторки трёхмачтовый фрегат и как они чуть не потонули на пруду, и как им попало. Ерёма что-то мурлыкал своим радиоголосом и при фонарике чертил на мятых листах будущего Ваську. Янка заглядывал ему через плечо и что-то советовал.
Юрка был тихий и непонятно задумчивый…
Потом дни побежали быстро-быстро. Я с «бригадой» мастерил доспехи для сказочных воинов и копья с наконечниками из серебристой пластмассы. Янка с музыкантами репетировал где-то на дальней эстраде в глухом углу парка. Юрка маршировал с барабанщиками. Барабанил он здорово. Я много раз видел, как он шагает на правом фланге второй шеренги, когда строй готовился к параду. Палочки у него просто летали над кожей красного большого барабана. К форме Юрка привык и уже не казался в ней маленьким и хилым. Ловкий он был, гибкий, быстрый такой. В общем, настоящий барабанщик.
Барабанщиков было много — двенадцать шеренг по восемь человек. На аллеях не очень-то развернёшься, и случалось, что барабанный грохот раздавался на улицах. Промаршируют по городу и обратно в парк. И когда они шли по улицам, все радостно вспоминали: скоро праздник!
И наступил праздничный вечер. В сумерках парка взлетели и засверкали разноцветные струи фонтанов.
Мы — «волшебная стража» в шлемах из фольги, с пёстрыми щитами и копьями — стояли на площадке фанерной башни. Вокруг большущего факела. Это был трёхметровый серебристый столб, а на нём — узорчатая чаша из латуни. Размером с хороший таз.
С высоты всё было видно отлично. Всю главную парковую площадь, которую освещали прожекторы; шеренги трубачей в красных плащах; зрителей, которые обступили площадь кольцом. Кольцо только в одном месте было разорвано: там среди деревьев темнел выход из главной аллеи.
И вот оттуда появились барабанщики.
Они красиво шли, ровно. Всё ближе, ближе. Колыхались перья над беретами, разом вскидывались руки над барабанами. И марш их звучал так весело! Потому что это был самый праздничный марш. Его подхватил оркестр, но не очень громко, чтобы не заглушать барабаны.
За шеренгами барабанщиков шла колонна ребят в масках и карнавальных костюмах. Над колонной качались громадные куклы (всякие сказочные звери, колдуны и клоуны), пестрые флаги и шары. Но я туда не смотрел. Я смотрел только на барабанщиков да ещё на маленького мальчика — он шёл за ними, впереди карнавальной колонны. Мальчик был в красной блестящей рубашке — как огонёк. И в поднятой руке он нёс факел с оранжевым пламенем. Пламя откидывалось назад, как флажок.
Мне зябко стало, и я весь внутри замер. Потому что вот-вот, через минуту, должно решиться: будет у нас живая искорка или нет?
«Вдруг не загорится?»
Марш барабанщиков казался уже не весёлым, а тревожным.
«Ну, не загорится и не надо, — решил я себя успокоить. — Подумаешь, искорка! Ерёма что-нибудь другое изобретёт, а нам она и не нужна».
Но как это не нужна?
Если не загорится, значит, не бывает на свете чудес и сказочных загадок. Значит, лунная песенка Янки — обман!
И ещё… Я верил, что, если добудем искорку, то она сдружит нас троих накрепко — Юрку, меня и Янку. А если нет…
Скорей бы уж!
Барабанщики подходили к воротам, над которыми возвышалась наша башня. Юрка шёл, как всегда, во второй шеренге справа. Шёл и смотрел вверх, на меня. Словно молча напоминал; «Не прозевай!» Так, с запрокинутым лицом, он и прошагал под башню.
103 
