Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
168 
Чита вдруг прижался к косяку лбом, будто хотел заплакать. Но сказал жёстко и пренебрежительно:
— Семьсот двадцать девять единиц интеллекта, а всё равно. Хватило одного мячика.
Данка подошла к нему и стала гладить по узкой спине с торчащими под чёрным трикотажем лопатками.
Алька сказал от окна:
— Это Тик измотал Магистра. Тот еле живой сделался. Мячик его добил.
«А если сейчас их явится сотня или тысяча? — подумал Яр. — Не полуживых, а сильных и беспощадных! Как те, в береговой крепости!» Он подумал это без страха, но с напряжением. Пришло обычное состояние скадермена перед лицом опасных и неведомых сил.
— Чита… — быстро начал Яр. Но его перебил Алька:
— Ух ты! — Он смотрел в окно, прижимаясь ладонями к стеклу.
— Что? — обернулся Яр.
— Они мчатся сюда целой толпой!
Чита по-кошачьи скользнул за дверь. Глеб выдернул револьвер — видимо, машинально.
— Кто? — спросил Яр.
Алька весело сказал:
— Ветерки!
2
Нарастающий гул — голоса, топот башмаков, шлёпанье босых ног — подкатился к двери, и она распахнулась. Первым влетел в комнату Денёк. Его впихнул в неё, как поршнем, напор двадцати или тридцати мальчишек.
Яр сразу увидел, что это Денёк, хотя он выглядел не так, как на снежной поляне. На нём была новая рубашка с погончиками, с нашивкой на коротеньком рукаве и с торчащими из нагрудных карманов карандашиками. Сбоку — сумка на широком белом ремне, под мышкой — скрипичный футляр. Денёк был похож на школьника, который тёплым утром сбежал с урока музыки и неожиданно попал под холодный удар непогоды. В жёлтых волосах его блестели капли. Глаза были озорные и виноватые. Он зябко передёрнул плечами, согнулся и стал растирать исчирканные косыми царапинами ноги.
— Янка! — сказал Глеб.
Денёк, не разгибаясь, поднял глаза. Улыбнулся:
— Здравствуй. А ты… а вы постарели, Глеб. Немножко…
— Янка… Чёрт возьми. Я ещё зимой, на поляне, подумал: как Денёк похож на Янку! Как это вышло, Янка?..
Разговор этот — суетливый и быстрый — шёл среди тесноты, беспорядочного шума и других торопливых разговоров. Данка сорвала через голову свитер и натягивала на дрожащего Стручка. У того испуганно и радостно блестели глаза.
Командир, опустив голову, объяснял Яру:
— Мы сами не понимаем. Три дня назад вернулся Денёк. Мы обрадовались, стали созывать всех на весенний сбор. Сегодня мы слетелись на поляне. Денёк начал рассказывать. И вдруг чувствуем, что холодно. Ну, просто трясёт. Как… как раньше. Ну, когда мы были ещё настоящие и боялись холода… Сразу все задрожали. Ведь в лесу-то ещё снег. И Денёк говорит: «Помчались! В ту школу, к ребятам!» И мы через лес, бегом! Маленьких на руки… Лететь не смогли…
Яр скрутил в себе желание спросить: с чем вернулся Денёк? Были другие, более срочные вопросы. Стремительные дела. Скадермен Ярослав Родин сказал:
— Данка, завхоз в школе? Чёрт с ним, взломайте дверь склада. Из двух классов долой парты, поставить раскладушки от летнего лагеря. По два одеяла. Одеяла — сюда, закутать ребят. Алька, раздуй титан! Чита, из кладовки в спортзале тащите все лыжные костюмы!
— Уже, — сказал Чита.
— Чита, охрану к дверям и окнам.
— Да, — сказал Чита.
В это время Глеб спрашивал:
— А Гелька? Янка, что с Гелькой?!
— Я не знаю… — Денёк скинул с плеча ремень сумки. — Я только… вот…
— Подожди! Он был во время восстания?
— Он? Откуда? Он же там, в Старогорске. Он же…
Глеб шумно и коротко вздохнул:
— Ладно. А мне показалось…
Яр спросил Командира:
— Почему же это случилось?
— Мы не знаем. Совсем не знаем. Сразу перестали быть ветерками. Теперь мы опять…
— Но мы ещё сможем летать, хоть немножко… — подал голос один из мальчишек.
— Но чтобы стать вот такими, настоящими, вы должны были это захотеть. Не так ли? — настойчиво сказал Яр.
Командир опустил голову.
— А мы всегда хотели. Если по правде…
— Это случилось только с вами? На вашей поляне? Или со всеми ветерками? — допытывался Яр.
Командир виновато сказал:
— Не знаю. Не могу понять…
— Яр! — громко окликнул Глеб. — Это, наверно, со всеми. Потому что Гелька порвал кольцо.
— Что?
— Смотри!
Глеб и Денёк держали какие-то истрёпанные листы. Яр шагнул поближе. Он увидел на бумаге торопливые красные строчки:
«Гелька, прощай! Мы не успеем повидаться. Я улетаю, я чувствую. Это раньше, чем я ждал. Наверно, те два кусочка жизни, которые мы отдали искоркам, меня так сильно торопят. Не осталось ни минуты. Гелька, порви…»
168 
