Особенно,... 
74 
Вовка Елизаров сказал мне даже не сердито, а так просто:
— Эх, Копейкин ты Копейкин. Не защитник, а дырка. Иди отдохни.
Я сел у палисаднка на лавку. Дышу сквозь зубы, чтобы не зареветь, Вовку Елизарова ругаю шёпотом: сам бы постоял, когда в тебя так лупят… Ну и на себя злюсь, потому что до четвёртого класса доучился, а всё какой-то беспомощный…
Тут команды сделали перерыв. Счёт пять-два не в нашу пользу. Ребята кто на траву повалился, кто к колонке побежал. На меня и не глядят. Тот, который мне три очка вкатал, тоже прошёл мимо. Потом остановился в двух шагах, снял беретку, отряхнул ею штаны, оглянулся, хмыкнул и говорит мне:
— Когда на защите стоишь, нечего зевать и чесаться…
— Тебе-то какое дело!
А он спокойно так отвечает, даже угрюмо:
— Никакого мне дела… Смотри, локоть содрал. Иди домой, перевяжи…
Что ему надо? Может, виноватым себя чувствует, что из-за него я так треснулся?
— Засохнет без перевязки… Дома всё равно никого нет.
Это я соврал. Тетя Вика и бабушка были дома, но я с утра с ними рассорился.
Он спрашивает:
— Куда все девались? Как это мама оставила птенчика?
— Сам ты птенчик… Она к отцу уехала… — Тут у меня в горле ещё сильнее заскребло.
— А отец… он где?
— В экспедиции, на скважине в Ярксоне. Тебе-то что?
Мальчишка поддёрнул штаны, взял меня за плечо и повёл к колонке. Я не сопротивлялся. Злился на него, но шёл.
Он промыл мне ссадину на локте, вздохнул почему-то, хлопнул меня мокрой ладонью по шее и пообещал:
— Ничего, жив останешься.
— Да уж как-нибудь… Ладно, спасибо.
— Не за что… Ты где живёшь, существо?
Я опять ощетинился:
— Тебе это зачем?
— Провожу, чтобы не упал от потери крови.
Я отвернулся от него и домой пошёл. Он — рядом. И тут, как назло, навстречу тётя Вика.
— Геля! Что за вид! Немедленно домой! Вот я напишу маме…
Глянула сердито на моего попутчика и зашагала впереди, деревянная такая. А он вздохнул и говорит:
— Несчастное ты создание… Сделать, что ли, из тебя человека?
— А я кто, по-твоему?
Он будто не услышал. Подумал и решил:
— Ладно. Завтра и начнём.
И Юрка начал. В шесть утра он явился под моё окно, стукнул в стекло и показал: выходи. Я вышел. Иначе бабушка и тётя Вика проснутся, начнётся допрос: что, да куда, да зачем? Юрка увёл меня на стадиончик за школой, поставил в ворота и давай обучать вратарскому искусству. Своим способом. Мяч, как бомба: бах, бах!
— Не увёртывайся, Копейкин…
— Сам Копейкин! У меня имя есть!
— Научишься мячи ловить, будет тебе имя.
И так повелось каждое утро. Вытащит меня из постели чуть ли не на рассвете и давай дрессировать. То в футбольных воротах обстреливает, а то заставляет на деревянных мечах драться, будто хочет из меня древнеримского гладиатора сделать. То драные боксёрские перчатки принесёт — тогда уж совсем худо. А если увидит, что я испугался, командует:
— Пузом на землю и пятнадцать отжиманий!
Не знаю, почему я ему подчинялся. Насмешек боялся, что ли? Он умел так посмотреть: щекой шевельнёт, усмехнётся и глядит сквозь упавшие волосы, как на прилипшего к смоле кузнечика. Будто думает: ах ты, букашка бедная, что с тобой делать? Глаза жёлто-серые, ехидные, а волосы тёмные, нестриженые, всё время лезут на брови из-под клоунского беретика.
Но нет, не только в насмешке дело. Если утром Юрка не приходил, я почему-то не радовался, а начинал вертеться от беспокойства: забыл он про меня, что ли?
Случилось как-то, что он не пришёл три утра подряд, и я совсем извёлся. Наконец отыскал его дом. Юрка лежал в постели — несчастный и сердитый. Меня впустила к нему пожилая женщина с рыжими волосами и добрым лицом. Сказала:
— Надо же ухитриться среди лета ангину схватить. Небось купаетесь до посинения… Ох, горе, горе. Ты, мальчик, посиди с ним, а я в аптеку схожу…
— Не надо мне лекарства, — буркнул Юрка.
— Как это не надо? Мать приедет, я ей что скажу?
— Приедет она, жди… — сказал Юрка, глядя в потолок.
— Это кто? — неловко спросил я, когда женщина вышла.
— Да, пожалуй, что никто… Вроде тётки. Мы с тобой одинаково живём: у тётушек.
— А… твоя мама где?
— В Нейске, — сумрачно сказал Юрка. — Личную жизнь устраивает.
Я молчал — смущённо и вопросительно.
— Вышла замуж за одного редактора, — усмехнулся Юрка. — За знаменитого. Передачи «Вести с орбит» смотришь? Его работа… Мамаша ко мне всё с вопросами да с намёками: «Не хочешь ли, Юрик, в интернат?» В интернате, мол, все условия, товарищей много, секции, кружки, эстетическое воспитание… В гробу я видел этот интернат.
74 
