Последние отзывы

  98  

Слова, как нарочно, плясали бешеными молниями, словно писали при шторме или падая с крыши. Понять характер человека в этих каракулях невозможно. Буквы так тщательно портили, так умело размазывали в разные стороны, что обезьяна написала бы ловчей.

— Когда пришло?

Лебедев занимался мирными опытами у себя в кабинете. Заглянул дежурный чиновник: внизу для коллежского советника оставлена записка. Он спустился. Старичок-отставник вручил конверт. Сказал, что приходил какой-то господин в штатском пальто, лицо шляпой прикрывал. Просил передать личную корреспонденцию.

— Ведь как точно рассчитано… — Лебедев клацнул зубами не хуже старого пса. — Знают ведь, что у нас письма можно на входе вручать. И этот дурень, швейцар, нет чтобы задержать разговорами, еще пожелал доброго вечера. Ох, попался бы мне в руки этот почтальон!

— Что бы с ним сделали? В серной кислоте растворили?

— Уж не знаю, что бы сделал. Но душу отвел бы точно. Надолго запомнил бы.

— Первая записка была в таком же духе?

— Нет, мне посылали воздушный поцелуй!

— Не сомневаюсь, — сказал Родион, шевельнув усами. — А теперь говорите, что произошло. Не думаю, что из-за такой ерунды, как угроза вашей жизни, приехали в такой час.

Лебедев открыл жестянку, потряс леденцами с шумом морской гальки, прихлопнул крышку и тихо сказал:

— Я ошибся. Вы были правы.

— Это я и так знаю. В чем именно?

— Она не могла написать эту, ну и ту записку тоже…

— Она — это кто? — спросил Родион.

— Искра, кто же еще.

— Чья любовница? В моем списке она не значится…

— Та, с кем Юнусов проводил последний вечер в «Неметти»! — раздраженно пояснил Аполлон Григорьевич. — Его убийца.

— Почему же не могла написать? Наверняка грамоте обучена.

— Потому что она… Потому что с ней… Короче говоря, Искра тут ни при чем.

— Тогда что же вас так беспокоит?

Лебедев сунул в карман коробку, ответившую звуком прибоя.

— Тревожно мне что-то. Не ошибся ли я во второй раз? — признался он.

Во взгляде великого криминалиста появилась непривычная тень жалостливого и провинившегося гимназиста. Что было не так уж весело. Если не сказать тревожно.

— Вы отправили Гривцова к ней? — медленно проговорил Родион.

— Не то чтобы отправил… Столько трудов, она вчера клюнула, сегодня у них первое свидание… Я же четко сказал: шампанское не пить, следить за собой… Вчера вот сидел в ближайшем трактире… Сегодня вроде бы нечего опасаться, тем более я четко приказал: в последний раз. — Хуже всего, что Лебедев мямлил и катал слова, как леденцы, и вдруг совсем размяк: — Это Николя меня уговорил… Я не хотел его отпускать, почти запретил… Ухо ему вылечил…

— В «Неметти»?

— Где же еще… — Аполлон Григорьевич тяжко вздохнул.

— Как же могли рискнуть жизнью мальчишки?!

— Я бы сам пошел, да там каждая собака меня знает… А тут надо было миллионщика сыграть… Ну и он…

— Понимаете, что послали его на верную смерть?!

— Ну, уж… тоже… Не надо так… Первое свидание, что она, дура, что ли…

Не слушая больше липких оправданий, Ванзаров кинулся в дежурную часть. Парочка городовых подремывала после дежурства. От громового раската они подскочили с лавок, не понимая, тыкали глазищами. Родион в другой раз гаркнул тревогу. Постовые очнулись и бросились в конюшню. Он побежал за ними, и торопил, когда запрягали, и выводил полицейскую пролетку. Лебедев молча терся поблизости.

Родион прыгнул первым и приказал нестись что есть мочи.

* * *

Вечер догорал. Уставший оркестр мучил последние такты, торопясь к финальной ноте и домой. Гости, что продолжили вечер в других заведениях, оставили залитые столы и забытые бокалы. Официанты ленились, ожидая, когда публика удалится, чтобы убрать разом. Даже папиросный дым устал, истончаясь в зыбкое марево. За столиками остались упорные. Которым некуда деться. Или возможности не рассчитали. Но и они досиживали по необходимости.

Из гардероба донесся шорох, словно волокли по сухому песку жесть. Официанты сбились стайкой напуганных птичек, ожидавших грозовую тучу. Загремели кованые подковы. Под шаркающий звук ножен в зал вошел юный господин с двумя городовыми. За ними поднималась сумрачная фигура с желтым чемоданчиком. Официанты старательно кивали знакомому лицу, но оно не удостоило их внимания.

Головы обернулись на вошедших. Меньше всего они походили на опоздавших гостей. Молодой человек в строгом пальто осматривал зал цепким придирчивым взглядом, от которого хотелось залезть под стол. Он не двигался и только водил головой, как лучом прожектора. Под лучом этим никто не смел шевельнуться. Дамы и недопитые бокалы замерли. Замерли и господа. Только инструменты не могли остановиться. Скрипки и медь надрывались отчаянно.

  98