Оркестр выдохся. Зал притих. Было слышно, как за проемом скребется гардеробщик, а случайная капля сорвалась на тарелку. Все чего-то ждали.
— Их нет, — тихо сказал Ванзаров. — Что дальше?
Городовые переглядывались, не понимая, зачем их оторвали от сладкой усталости.
Лебедев поманил знакомого официанта. Тот подбежал с готовностью.
— Вчера и сегодня здесь новенький был, такой, в завитушках, молодой и щедрый…
— Так точно-с, были-с. Вон за тем столиком у эстрады изволили сидеть.
— И дама с ним в открытом платье?
Официант кивнул в знак того, что не оспорит, но более — ни слова. Сплетни — это мерзко и недостойно.
— Куда делись?
— Изволили столик опрокинуть, шампанского три бутылки заказать, одну на себя от радости вылили-с…
— Я спросил: куда они делись?
— Приказали извозчика и уехали-с… — Официант не знал, чему больше удивиться: наивности вопроса или мрачному тону, каким он был задан.
— Куда отправились, не сказали?
Это осталось совершенно неизвестно официанту.
Аполлон Григорьевич подошел близко и схватился за пуговицу ванзаровского пальто:
— Уехали, говорят…
— Я слышал, — ответил Родион, сдерживая голос.
— Он мальчик хороший, славный, умный, наш Николя… Я ему точные инструкции дал… Ни капли не пить…
— Выполнил в точности: бутыль на себя опрокинул.
— Это он в роль вошел. — Лебедев словно заискивал за непутевого сыночка перед директором гимназии. — Такой умный мальчик, находчивый, я в него верю…
— Представляете, что теперь делать?
Этого вопроса Лебедев старался избегать. Отменный ум и эрудиция ничего не могли противопоставить такому простому вопросу. А потому, поджав хвост, спрятались под лавку. Оставив своего хозяина в глухой растерянности. Он сам не знал, что теперь делать.
— Обойдется… Первое свидание… Что она может… Только наживку заглотнуть…
Звучало это настолько беспомощно, что Лебедев и сам не верил.
— Куда она могла повезти Гривцова?
И на это нечего было ответить. Лебедев осматривал закопченный потолок.
— То есть вы оставили Гривцова совершенно одного? — перевел это молчание Родион. — И филера не приставили, чтобы потихоньку присматривал за мальчишкой? Даже Курочкина не позвали на помощь?
Мысль была настолько проста и очевидна, что Аполлон Григорьевич потерял дар оправданий. Он был раздавлен собственным легкомыслием. Надо же было совершить такую ошибку на ровном месте! И это после стольких лет побед и свершений! Вина была столь нестерпима, а совершенная глупость столь очевидна, что от них некуда деться. Лебедев оказался прижатым к стене, от которой невозможно увильнуть. От безнадежности своего положения он стал медленно закипать. Щеки побагровели, кулаки сжались. Заметив перемену, городовые отодвинулись подальше.
Только Ванзаров не замечал, до чего довел друга. Он смотрел куда-то в пространство, словно забыл, где находится.
— Поселили Гривцова в дорогой гостинице? — вдруг спросил он.
С Лебедева словно сняли груз. Он выдохнул и почти наивно спросил:
— А как догадались?
Хоть было не место и не время, Родион сказал:
— Слишком тщательно умеете находить улики. Значит, так же тщательно их прячете. Какой юный наследник без своего номера в роскошном отеле. В «Европейской» она уже была. Что выбрали: «Франция» или «Англия»?
— «Франция», — признался Лебедев. — Почему решили, что юный наследник?
— Кого еще из Гривцова сделать? Не офицера же гвардии. Ваша заколка, часы и цепочка плюс какие-нибудь золотые шахты Маньчжурии. И готов наследник… Сколько шансов, что они поехали во «Францию»?
— Я не знаю, — признался Аполлон Григорьевич. — Не домой же к матушке наследник повезет… Такой хороший мальчик… Пятьдесят на пятьдесят…
— Больше, значительно больше…
Родион заспешил к выходу. Городовые с Лебедевым устремились за ним. Их провожали удивленные взгляды усталых гостей. И чего только полиции было надо? Вроде не облава на бланкеток. Воров здесь не бывает. Так чего приходили? Вошли как привидения, постояли, пошушукались и убежали. Далека еще от идеала наша полиция, да.
* * *
Лебедев приложился к створке. В номере было тихо. Но из-под щели пробивалась полоска света. Там кто-то был. Он прикоснулся к ручке, как к раскаленной кочерге, нежно и трепетно. Дверь от легчайшего нажима поддалась. Запереть забыли.