В пустой голове иногда катался от уха к уху маленький поезд: в одном ухе делал остановку, брал пассажиров — палочек Коха, спирохет, боткинцев, и вёз их — через голову — к другому уху, по мостику через реку, что втекает в двойной тоннель носа… Иногда вспыхивали лучи, и тогда жёлтые бациллы закрывались белыми сомбреро, только боткинцы ничего не боялись… И опять здравы будем, други…
Ах, нет, это Стоян что-то рассказывает про друга из зеленчуков магазина — ракии много пьёт, самоупийца.
В машине как будто стемнело. Мы то стояли, то ехали. Алка задремала на моем плече, отчего я почувствовал себя ответственным за её сон и старался громко не отвечать Стояну, который ругал московичек за выгодничество и хвалил Алку:
— …Алка — душичка, сладурче… добра душа… Тя е от мал град, а тези тук са израснали, гадини[60]…
— А откуда она, из какого мал-града? — Я понял только это.
Сквозь дрёму она сама ответила:
— Город Холмогоры… улица Возрождения, 3…
Глаза её были тайно полуприкрыты, и уверенность в том, что её надо взять с собой, возросла… И почему-то возникло желание сказать таким грубым голосом что-нибудь в хамско-прошедшем времени, с нажимом на каждом слоге, что я сделал:
— А ну, быстро сюдааа положииил, я сказаааал! Не поооняяял?
Алка очнулась, осмотрелась:
— Ты чего, Фредя, рехнулся? Стоянчик, где мы? Где твои бабочки? В туалет пора. Слышь, бычок! — и она потрепала болгарина за ушами, вызвав его довольное урчание:
— Сейчас, муцунка[61]… Скоро.
Около въезда к зоопарку выяснилось, что заехать надо с другой стороны: там цех по выращиванию бабочек, рыбок и всяких хомячков.
Стоян перепроверил по бумажке: так, заказано 300 пёстрых, 300 жёлтых и 300 белых пеперуди…
— Ты загони машину подальше, где людей нет, я косяк забить хочу, — сказала Алка, пересматривая сумку.
Стоян искоса хмыкнул, но без возражений поехал дальше, вдоль ряда машин, стоящих у входа в длинное здание, где на стенах были нарисованы звери: верблюд в пустыне, лиса в кустах, рыбы под водой…
— Они чего, верблюдов тоже разводят? — удивилась Алка, потягиваясь и резво посматривая на меня — и от её взглядов загорались огоньки в сердце, а где-то внизу, в коленях, насторожилась притихшая змейка.
Переждав, пока Стоян скроется в дверях и быстро, по-звериному оглядевшись, она засунула руку мне между ног и перебралась выше, до упора:
— Соскучился тут без меня, котик… Хочешь, приятное сделаю?.. Смотри, чтоб никого не было, а то штраф платить…
Я стал со страхом оглядываться в окна. Но внизу так было хорошо, что внимание сразу раздвоилось, я не знал, что делать и куда смотреть… Наверху — штраф, опасность, от этого внизу еще приятнее…
— Да, так, хорошо… — мечтал я вслух, крепко держась за её голые груди, чтобы не улететь…
Она сползла с сиденья вниз, её мясосочные губы делали свое доброе дело, им помогали хозяйские пальцы и блудливый крепкий язычок, который неожиданно вылезал наружу, мельком обегал вокруг головки, не забыв заглянуть в щелочку, и стыдливо скрывался за влажными поворотами губ.
Вдруг я увидел две тёмные фигуры и сказал, как учил Виталик:
— Апас! Люди! Апасно!
Она оторвалась, сидела, притихнув, невидимая за спинкой сиденья, я тоже кое-как прикрыл расстегнутые брюки. Так мы переждали, пока они пройдут, причем Алка всё время украдкой держала руку на моей вздрагивающей змейке, не давая ей укатиться в обмороке за ку-дыкину гору. Было слышно, как один человек говорит другому:
— Так у него рыба вялая, он её ячменём кормит, а от ячменя рыбу пучит…
Как только они показали нам свои невезучие спины, Алка опять начала движение рукой, хотя я думал, что не надо больше стресса. Но её пальцы заставили меня думать иначе, увели мысли в дебри, в дерби, где был только один выход, к которому мчалась кукла, за ней спешили гончие кончики её пальцев, а дальше летело мое «я»… пока не выскочило, белым клубочком, на спинку сиденья…
Я ошалело молчал. Язык провалился в глотку, ушел в песок, а мою оболочку, как бочку, носило по волнам, пока опять не прибило к её груди, но Алка сказала:
— Хватит! Хорошего понемножку! — и движениями плеч и локтей уместила груди на место; стерла салфеткой сперму, «чтоб Стоян не пиздел», вытащила пакетик с травой и начала делать какие-то заварочки:
— Забьем косячишко…
— Да, ишко… юшка… — Я хотел погладить её душистое пушистое ухо, но она мотнула головой:
60
Алка — душечка, сладкая, добрая душа… Алка добрая, она из маленького города, а эти тут выросли, гадюки (болг.).
61
Мордочка (болг.).