Особенно,... 
149 
Ответили:
— Хто у аппарата?
— О! Доброго дня вам, Максимович! Это опять я, Фредя! Как чувствуетесь?
— Что? Хто? Я? Да ничего, как будто… Всё хорошо. Вот сидим с женой, пельмени лепим, день рождения правнука, скоро гости придут…
— О, хорошо! Какой возраст?
— Да четыре годика пока, но кусачий… Василий-Кол-басилий такой… Тут тоже бегает, помогает…
— Ничего, будет большим… Максимович, вы не знаете, где можно покупить одежду для мужчинов, штаны, напримером, или сапоги также?
— Сапоги? Зачем вам?
— Ну, ботинки я имел на вид… По-немецки всё — «Stiffel»…
— Штифель? Знаю… Я одного немца брал, с него сапоги, еще живого, стаскиваю, а он орёт: «О, майн штифель! Найн!» С тех пор запомнил — штифель! — И он обрадованно спросил не в трубку (а я вспомнил его разлапистые рубони и пожалел, что позвонил): — Лида, где мужская одёжа тут у нас рядом? Есть?.. — Потом мне в трубку сказал: — Да, есть… Мы по магазинам этим не ходим, на барахолке отовариваемся, если что… Если помощь нужна — приезжайте, рады будем!
Вот! Как масло масляное это было! Помощь!
— И я буду рад, да! Только где? Вы на Усах?
Максимович засмеялся:
— Нет, еще нет. Мы сейчас много не пьём — здоровье не позволяет…
— Нет, я хотел… По Усам? Место как называется, где я был, где шахматы? Сквер? Куда ехать, не ездить?
— А, понял, мой адрес, пишите…
— Почему «пишите», без результата? Я хочу записать! — забеспокоился я.
— Ну, запишите… Записываете?..
— Сейчас, ищу-найду ручку, — покопался я в сумке. — Есть!
— Улица Пулемётчиков, 83/85, корпус 2, строение 2 Б…
— А строение — это что, не дом?
— Дом, только учтите, что строение 2 А находится на одном конце улицы, а наше, строение 2 Б — на другом…
— Почему? — спросил я и сам же ответил: — По кочану?
— А хрен его знает, почему им так взбрело? Страна такая! У нас же всё — правое ухо через левый пень…
— Да, левша делал. — Я уловил знакомые мотивы и сказал, что скоро буду поймать машину и приходить.
— Ждём.
Я собрал сумку, закрыл её на молнию, адрес ветеранов оставил в кармане пиджака, под рукой.
Бабушки в платках, как у Бабани, сидели около подъезда… сюдачили… ну да, от «сюда-туда», кто куда пошёл, кто пришёл…
— А вы не скажете, где машину на улицу Пулемётовую ловить?
— Чего? — отозвалась одна старушка, а другая оглядела меня:
— На спорт, что ли, собрался?
— Да. Спортсмен…
— Чего-то я вас не знаю? Вы из какой квартиры? Светки ли нашей жужон?
Другая старушка, прищурившись, осмотрела меня:
— Нет, Светкин жужон чернявый был, с короткой стрижкой, а этот — белесый, с кудрями… Да Светка того наглого уже давно прижучила, сейчас с одним студентом шляется, недавно видала их в беседке… А в сумке что у вас? — с подозрением указала она на сумку.
Я пожал плечами:
— Мои вещонки… Я Беренберга искал… хотел найти…
— А, Беренберга… Его нет, внучка рожает… И чего старый попёрся, спрашивается? Поможет, что ль? Дело большое!.. Я, когда своего четвёртого рожала, мужу сказала, чтоб он борщ помешивал, приду из больницы — заправлю…
— Деньги есть — вот и попёрся. Не зря же в ларьке сидит! — подпустила язву вторая.
— А вам что, спортзал на Пулемётчиках? Тогда лучше троллейбусом езжайте, вот тут «пятёрка» проходит, а потом на Кольцевой пересядете на автобус… Номер 27, кажется… Или 28, не помню…
— Нет, спасибо… лучше такси…
— А, вот так вот… — поджала губы старушка. — Мы на такси не ездим. Там! — сухо кивнула она в сторону улицы, что я и сам знал, но всё равно сердечно поблагодарил их:
— Вам — и спасибо великое!
— И тебе здоровым быть!
Отойдя в слякоть обочины, начав выискивать глазами пустую машину и уклоняясь от грязных брызг, я вдруг подумал, что Максимыч сказал — они ждут гостей. Как-то малоудобно идти в дом, когда там гости… Все будут буркалиться, глазами шнуровать… Надо где-нибудь посидеть, подождать, еще раз всё обдумать. Я отошёл к тумбам возле ларька, сел.
С одной стороны, ветераны — мои единственные знакомцы, с другой — не забывалась и внушительная лапонь одуванчика, которой он немцев убивал и штифели с них, еще живых, снимал. Чтобы так и меня… не разделал… Да, лапонь… Но зачем ему меня убить?.. А просто: был немец — и нету… Говорят же в Польше: «Хороший немец — это мёртвый немец»… Может, и у Максимыча такие же принципы?.. Говорит, пельмени лепим…
149 
