— Ну, Чехов — это да, это далеко… Надеюсь, у меня таких слов нет… А гонорар… то есть добычу пополам разделим. Как вам? Отлично, вот тут оставляю… Я, кстати, и лирику пишу. Хотите, прочту?
— Давай-давай, — вспомнил я волшебное слово, пригодное во всех случаях.
Исидор встал у окна, вытянул руку:
- Свёртыш сыворотки света,
- Раскардаш дремотной тьмы.
- Сочень солнца,
- Комья мрака,
- Слепых глаз немые сны.
- Силы плещут, тельце бухнет,
- Шкурки шкварки роговеют,
- Жар земли уже докучен.
- Новый цепень цепенеет.
О! Тут я понял, как плохо знаю русский язык — всего несколько слов были мною поняты, но я не стал спрашивать, потому что Исидор стал читать дальше, возвысив голос и тряся кулаком:
— «Каркас баркаса ржав, костяк хребтины шаток, труха нутра гниет с утра…»
— Это такое… анти, да? — уловил я.
Исидор довольно кивнул, стал похож на большого ребёнка, потоптался возле занавески:
— «Супостат и остолоп доедали эскалоп, съели ножку, съели две — зашумело в голове»… Есть еще динамичное, даже можно в оперетту переделать, — и, выставив ногу, Исидор нараспев стал говорить:
— «Отведайте чуть-чуть сей лакомый обед, тут собран весь сюжет!.. Стилет — в букете. Букет — в пакете. Пакет — в карете. Лестница, дверь, шпингалет. Пакет — на паркет. Брюки, жилет. Дуплетом минет. Рюмка-буфет. Из шкафа — скелет, в кимоно разодет. Где пистолет? Где стилет? Где двойка, семерка, валет? Выстрела кровь, туалет. Парапет. Кончен крикет. Какой браслет? Возвращаю билет! Ах, приглашенье на обед? Привет, привет. Где тут буфет? И да и нет!»
Хоть эти стихи мне показались не совсем в норме, я всё-таки похвалил их, надеясь, что граммар-наци оставят меня в покое и уйдут:
— Да, очень, очень, креативно… — (Сам думая, как понять слово «зубостат» — «зубная статистика», что ли?)
Эта похвала Исидору понравилась, и, когда я ещё раз сказал про «надо уходить-уйти», он тут же согласился:
— Ну, у вас дела и у нас дела, мы пойдем… Когда будет акция — предупредим…
— Да-да, много рад…
На это Исидор сказал, что было бы желательно — для партии — оставить у меня до вечера рюкзак с листовками — таскать трудно. Я был на всё согласен: пусть оставляют, лишь бы ушли!
— До встречи. Так Фрол завтра заберёт?
«При заборе!» — вспомнил вдруг я старика в камере:
— А там… ничего? Опасное, запретившее?
— Разве печатное слово может быть опасным в нашей стране? — улыбнулся Исидор. — У нас только деньги опасны, всё остальное — ерунда. Вы не согласны, что не может быть светлого завтра у страны, чей президент употребляет такую вот, например, лексику: какая-то идея его «заводит», его «что-то торкнуло», «надо разрулить ситуацию», «долбануло по всем», «безработица попёрла наверх», «всяких структур у нас завались», «голимый пиар»?.. Если язык верхов таков, чего требовать с низов?.. Впрочем, можете проверить. — Исидор обернулся к Фролу: — Боец! Подай рюкзак, заплечную сумку то бишь!.. Вот, никаких взрывчатых веществ, бомб и динамита! Одна макулатура!
— А вот опять ихнее слово сказали! — Фрол съежил слоистый лоб, ногой выдвигая мне рюкзак. — Ма-ку-ла-ту-ра! Разве русское?
— Ну, сказал и сказал, что теперь?.. Писаная бумага для отходов.
— Отходная бумага, — сказал я, думая этим словом напомнить им об уходе.
Фрол спрятал рюкзак обратно под стол, они не спеша оделись, одернули друг на друге плащи и куртку, отсалютовали мне большим «хайлем» и пошли по коридору, распевая по-русски проклятого «Хорста Весселя», от которого меня передёрнуло (но спутать я не мог):
— Коричневым дорогу батальонам, и нет преграды для штурмовика, сегодня свастика — надежда миллионов, подарит хлеб и волю на века!..
Проследив из-за занавески, как они перешли улицу и деловым шагом удалились, я стал перебирать бумаги на столе… Нет, вначале рюкзак посмотреть!.. Так, понятно — плотные стопки листовок с любимыми гербом… Вот глянцевая плотная бумага:
ПРИЗЫВЫ
Убей неуча!
Смерть безграмотным!
Лучше мёртвый, чем необразованный!
К чёрту логорею, даешь чистый язык!
Поросячья латынь — поросятам!
За слова-гибриды головы рвать небритым!
Грязный язык — грязная душа!
За ошибки — сквозь строй!
Превратим невежд в дым!
Сегодня агнонимы, завтра — шпионы!