Я усмехнулся и сказал ему, что да, нас называли «народ поэтов и мыслителей», «das Volk der Dichter und Denker», а после войны стали называть «народ судей и палачей»— «das Volk der Richter und Henker»:
— Такой пень-пеньской… И я имею от этого большую неприятность в себе…
Старик поставил рюмку:
— Ну, не переживайте! А как же немецкая философия, музыка? Куда от этого денешься? Бетховен! Бах! Вагнер! Что может быть прекрасней! Выпьем за музыку!
— Хорошо, можно, музыка… Хотя Вагнер… — Я вдруг вспомнил, что старик — еврей, поэтому Вагнера, да и Бетховена, лучше не вспоминать, но Самуилович ловко ухватил растопыренными пальцами рюмку:
— А что Вагнер? Великий композитор.
— Да, но… Я был в Израиле, там Вагнера нельзя… Запретный! Антисемитчик!
— Да кто не антисемит! Все! Я иногда думаю, что я сам антисемит, когда вижу, какие шахер-махеры они крутят, все эти Абрамовичи-Березовские… — И опрокинул водку в рот.
— И я иногда думаю, что я сам фашист, — признался я и тоже заложил вираж, но не сумел допить рюмку до конца. — А шахер-махер — что такое?
— Это на идише, воровской жаргон. Если хотите знать — треть русского воровского жаргона состоит из идиша…
Это очень удивило.
— А чего, как, тут свои слова где есть-нету? Я всегда тут слушаю — там украдли, здесь воровались…
Старик засмеялся:
— Конечно, полно своих, вон, Даля посмотрите!
— Откуда вообще это слово — «вор», «воровать»? Корень какой? — спросил я (как Вы учили: сразу надо выделить корень, чтобы понимать потом все однокоренные слова).
— Раньше так называли смутьянов, зачинщиков, как Пугачёва, тех, кто что-то ворочает, ворошит, варит… Корень «вор» или «вар»…
Он не поленился снять с полки Даля, открыть, пролистать:
— Вот, на «воровство» целая страница…
Но я теперь не понимал про идиш:
— Значит, идишевские слова в русском ворском языке?.. Но евреи же такие… тихие?.. Они разве разграбители?
Старик развел обруч рук:
— Тем не менее… Я же в Музее атеизма работал (сейчас в Музей религии переименовали), так у нас в библиотеке много словарей было. И такой был словарь… Я читал его… Я вообще много читал и читаю.
— Вы… как читали? Знаете идиш?
— Нет, словарь жаргона по-русски был. — Он оторвался от Даля, поправил квадратные очки. — Помню, что «шахер-махер», например, от «сахер-мехер» — что значит «торговые комбинации»… Или вот пиджак, — он тронул меня за рукав, — по-воровски будет «клифт», а это идёт от «халифа» — одежда. Или «хана» на иврите — «остановка в пути», а на жаргоне — «плохо дело, конец»… Даже «шалава»…
— Это кто шалит? Шалишка?
— Нет, это проститутка, девка, вот, как та Земфира, что с нами в Разбойной избе сидела, с таким большим бюстье… это идет от «шилев», что значит «сочетать»…
— А, сосчитать не может…
— Нет, сочетает разных мужчин… всем даёт, короче…
«О, очень интересно!.. Надо на занятиях по разговорной речи сообщить», — подумал я, но сказал совсем из другого семинара:
— Стол о четыре ноги — и то спотыкнается…
— Да, пора.
Разлили без остатка, выпили. Желудок начал шептать, что макароны могут быть очень вкусны, но мозг отдавал другие приказы:
— Матвеевич… Самуилович… у вас где-что кушать-выпить-купить есть? Я уже два дни не ем… не ел… не емши… Вот. — Я вытащил из бумажника деньги, положил на стол. — Тысяча триста… почти… так человек сказал в пункте… Может, вы сами…
Увидев деньги, старик бодро встрепенулся, аккуратно и бережно, как ветеран в саду, взял 1000-рублёвую в пальцевую щель:
— Что брать?
— Не брать, а взять. Ну, сами… Я не знаю… ливрейные… нет, ливровые пирожки не надо, опасно. — Я вспомнил Виталика. — А я пока позвоню, в отель к папе, узнаю, что он сделал…
— А что, папа тоже в отъезде?
— Нет, это отель так называется, «У папы»…
— Ваш, что ли, отель? Собственный? Папин?
— Нет, в шутку. — Я не знал, как это объяснить. — Ну, отель папы…
— О как… люди свои отели имеют… Звоните! — Он переставил поближе телефон, надел кое-как свой клетчатый клифт, ушел к вешалке и уже оттуда, из-за косогора, спросил: — Вы как больше любите — водку вином или пивом полировать?
— Никаких. Чистая водка… Без прибонбонов! — громко сказал я, чтобы он услышал.
— Есть, товарищ-геноссе! — донеслось до меня и не удивило: хорошо, что не фюрер! Нет, за Гитлера я пить никогда не буду!