– Так что произошло? Вы в своем уме? Или вам приснился кошмарный сон?
– Да нет, просто ему не на кого повесить собак, – проронила Дина и прикусила губу. – Дело-то трудное, а так – почему бы не арестовать первого попавшегося?
– На лестнице в здании, где располагается ваш офис, обнаружен пистолет, из которого стреляли в Неудачину, – трагическим голосом объяснил Аникеев. – Одевайтесь, Чагин, говорю же, все очень серьезно… Поедем в Москву.
– Да пистолет могли подкинуть!!! Вы же сами сказали – его нашли на лестнице… Да мало ли кто ходит по этим лестницам? А отпечатки пальцев? Вы нашли на пистолете его отпечатки пальцев? – не унималась Дина, все еще не желая принимать действительность. Ей так хотелось снова оказаться в постели с Чагиным и почувствовать на своих губах вкус его губ. – Вы не следователь, а жлоб! Дурак! Карьерист! Кто-нибудь из ваших друзей подкинул на лестницу совершенно другой пистолет, и вы теперь будете избивать ни в чем не повинного человека, чтобы выколотить признание…
– Дина! – крикнул Чагин, глядя на нее страшными глазами. – Остановись! Разберемся.
– Да, девушка, не ожидал я от вас… – Аникеев с выпученными глазами смотрел на Дину, и лицо его пугающе быстро наливалось кровью от злости.
– А я? Я – ожидала? Мы к вам всей душой, а вы? Притащились утром, чтобы арестовать невиновного! Вы, случайно, не на черном «воронке»?
– Дина! Прекрати! И никуда, слышишь, никуда отсюда не уезжай. Дождись похорон, посмотри… Кроме тебя, мне теперь никто не поможет…
Она видела, что Чагин испугался: он не привык к такому обращению, и сказанное Аникеевым про пистолет произвело на него впечатление.
Она как сквозь сон видела блеск наручников на руках Чагина, и сердце ее зашлось в страхе потерять его. Наручники. Пистолет. Убийство какой-то там торгашки с рынка. Смерть генерала. Теплые плюшки с горячим молоком в заснеженном «Отрадном». Нежные поцелуи Чагина в гостинице…
– Вы узнали что-нибудь о ее любовнике?
– Узнал-узнал, – отмахнулся Аникеев. – Он все время был на рынке, алиби – стопроцентное…
– Но у Володи тоже есть алиби…
– Его алиби подтверждала секретарша, но разве можно верить секретаршам? – ехидно ухмыльнулся Аникеев, и Дина чуть не запустила в него графином.
Через час она уже входила в квартиру на улице Рахова. Увидев на лестничной площадке крышку гроба, обитую красной материей, дернулась, словно ее стукнули. Но потом, глубоко вздохнув, надавила на кнопку звонка.
19
Решение свое она изменила в последнюю минуту. И Жозе поддержал ее. Обнял на прощанье, поцеловал и сказал, чтобы она ни о чем не переживала.
– Me amor, ты никогда себе не простишь, если не поедешь попрощаться со своей сестрой. Поезжай и поскорее возвращайся.
Одетт тоже вышла на крыльцо. Лицо ее было красным от слез. Для нее поездка любимой снохи в Россию представлялась путешествием чуть ли не на тот свет. Она ужасно переживала за Машу и все то короткое время, что та собиралась, крутилась рядом, помогала упаковывать вещи.
– Главное – береги себя. Ты знаешь мое мнение: вполне достаточно было того, что ты отправила деньги, тем более что и сумма была немаленькая… – Одетт не успевала вытирать платочком струящиеся слезы.
Но они обе понимали, что денежный перевод в две тысячи долларов выглядел, конечно, так, как если бы Маша хотела откупиться от своей русской родни. Впрочем, так оно и было… И только в самый последний момент Маша вдруг поняла, что больше никогда не увидит свою сестру, она проснулась среди ночи, разбудила Жозе и, рыдая, рассказала ему о своих чувствах и желании поехать на похороны Али.
– Если бы не волокита с визой, я бы поехал с тобой. – Жозе тоже выглядел расстроенным, до самого утра он продержал Машу в своих объятиях.
В самолете она немного пришла в себя, стала внушать себе мысль, что через несколько дней все будет позади и она сможет вернуться домой. Ей предстояло, как она понимала, не только присутствовать на похоронах Али, что само по себе тяжелое испытание, но и выдержать вынужденное общение с родственниками, не сорваться, не наговорить всего того, что уже давно накипело. Ее в последнее время при воспоминании о событиях пятилетней давности стало раздражать то, что ее родственники отвернулись от нее именно из-за того, что ее развод положил конец их начавшимся отношениям с состоятельным Чагиным. Что они так и не смогли простить ей (особенно Аля) именно этого. И что, будь Володя бедным и проживающим не в Москве, а в каком-нибудь Урюпинске или том же Саратове, ничего такого бы не произошло и все восприняли бы ее решение развестись с ним и выйти замуж за другого как нечто обычное, встречающееся на каждом шагу. И никто бы от нее не отвернулся. Тем более Аля. Теперь же, когда сестры нет, ее родственники припомнят ей развод и скажут: если бы не это, если бы Маша не бросила сестру и не укатила в Португалию, она могла бы жить, жить себе спокойно в Москве, учиться…