59 
– Скажите, а кто дал вам право так разговаривать со мной? Что это за упреки такие? Это я должна вас спросить: как же это вы так ведете свои дела, что человеку, который мог бы стать вашим клиентом, вы не сказали по телефону самого главного – что завещание составлено в его пользу? Я лично впервые об этом слышу!
– Да? А разве я не сказал об этом в первый раз?
– Представьте себе, нет! Что же касается родственников Эдуарда Сергеевича, то я как-нибудь уж сама во всем разберусь, без вашего участия. Мне не нравится, как вы ведете дела. И вообще, по-моему, вы пьяны…
И она отключилась. Оглянулась. Прямо на нее смотрели две пары глаз – какая-то старушка-одуванчик, занимавшая нижнее место прямо напротив нее, и устроившийся непосредственно рядом с ней обладатель верхнего, над ее головой, места, простоватый на вид мужичок в спортивном костюме. Четвертого пассажира пока не было, возможно, он займет свое место где-нибудь в Тамбове.
Дина вышла из купе и отправилась в туалет. Умылась холодной водой, словно именно таким способом и могла прийти в себя. Надо же, наследство… Генерал не забыл своего обещания. Может, он на самом деле любил ее? А она и не заметила рядом с собой мужчину, для которого была не просто служанкой, а вообще всем на свете? Любимой женщиной?
И Дина заплакала, вспомнив последнюю встречу с Эдуардом Сергеевичем, снова подумав о том, что в его смерти, может быть, виновата и она. Если бы она отказалась от его предложения ходить перед ним нагишом, может, ничего и не было бы? Она просто варила бы ему суп, гладила белье и вовремя приносила лекарства. Да и он, глядишь, поостыл бы. А то решил напоследок тряхнуть сединой, доказать, на что он еще способен как мужчина…
Телефон снова замурлыкал. Это был Шведов, адвокат.
– Дина Евгеньевна? Вы извините меня, если я чем-то обидел вас… Просто у меня так много дел, и, вероятно, я что-то упустил из виду…
– Да, вы упустили самое главное. Почему вы не сказали мне с самого начала, что Эдуард Сергеевич завещал мне квартиру? Это ваш адвокатский гениальный ход или непрофессионализм? И откуда вам так хорошо известно, что родственники Эдуарда Сергеевича караулят меня возле дома? Случайно, не вы им посоветовали так поступить?
– Они наняли другого адвоката, – прямо ответил Шведов. – Повторяю, они все настроены крайне решительно.
– Оно и понятно, ведь речь идет о такой шикарной квартире! Но в таком случае и я поборюсь. Тем более что у них не будет никаких доказательств того, что эта квартира по праву принадлежит им. Уж я-то отлично знаю, что Эдуард Сергеевич последние годы жил совершенно один, ему никто не помогал, никто его не навещал, даже не звонил… Он вообще жил словно в изоляции от всех своих родственников. Но это уже не телефонный разговор.
– Вы перезвоните мне, пожалуйста, как только появитесь в Москве, хорошо?
Она пообещала, вернулась в купе и попросила проводницу принести ей чаю.
Из головы не выходила Маша. За пару дней она так привязалась к ней, что в аэропорту, где они прощались, Дина даже не стыдилась своих слез. Она плакала, вспоминая Чагина, просившего ее надеть белый свитер, чтобы представить себе свою любовь. Плакала от досады, что никогда не сможет быть похожей на красивую, уверенную в себе и полную любви к своему Жозе Розмари и что ей, Дине, вероятно, так и придется всю жизнь прожить одной или, в лучшем случае, утроиться служанкой к какому-нибудь другому генералу, старику, который в один прекрасный день попросит ее раздеться…
Плакала от бессилия, от невозможности помочь Чагину, потому что время, проведенное в Саратове, не дало ей абсолютно ничего нового, что пролило бы свет на таинственное убийство Алевтины. К тому же дело, по ее мнению, усложнилось смертью еще одного Алиного любовника, Николая Григорьева. Узел закручивался все туже и туже, и она уже не представляла себе, что же полезного она сможет рассказать следователю Аникееву, так легко поверившему в виновность Чагина. Пистолет, подкинутый даже не в офис, а на лестницу рядом с офисом Чагина, – разве это улика? Разве сам Чагин поступил бы так, будь он убийцей своей бывшей свояченицы? Да он бы выбросил оружие как можно дальше, чтобы его вообще не нашли. Или же, будь он настоящий преступник, подкинул бы его кому-то, кто мог быть косвенным образом замешан в этом деле…
Чем ближе поезд подъезжал к Москве, тем сильнее Дина ощущала свое одиночество. И вдруг совершенно дикое желание охватило ее, когда она представила себе, что ее на вокзале кто-то встретит. Неважно кто: просто ей захотелось увидеть на перроне чье-то знакомое лицо, человека, который будет рад ее возвращению… И она позвонила Максиму. Сказала, что скоро приедет. Понятное дело, она не могла попросить его встречать ее в такую рань, но он, если соскучился по ней, сам предложит ей это. И он предложил. И тон его был просящим: можно я тебя встречу? Конечно, можно. Даже нужно, подумала она, чувствуя, что глаза ее вновь наполняются слезами. Как же много всего произошло с тех пор, как они не виделись! Жаль, что рассказать никому и ничего нельзя и эта история так и останется частью ее личной жизни, в которую она никого не сможет посвятить.
59 
