— Если ты честен, то признаешь, что было немного. Если это… — Кейтлин осеклась.
— Ты о чем? — спросил он.
— Неважно. Как я все время тебе твержу, с прошлым покончено. Мы… мы были слишком молоды, и общество друг друга нам было! приятно — какое-то время. Но ничего более в этом не было. Никогда.
Вот, значит, как для нее все обстояло. В конце концов ее родители оказались правы. Каким же дурнем я был, думая, что за нашими отношениями стоит нечто большее!
— Не стоит ворошить былое, — спокойно сказала Кейтлин. — Что же до наших нынешних отношений… Нас связывает только дело.
— Пять минут назад нас связывала страсть, — так же спокойно возразил он, — и ни один из нас не думал о деле.
— Мейсон…
— Ты можешь врать себе, сколько пожелаешь, — повысил он голос. — Можешь внушать себе все, что угодно. Но если ты честна, ты признаешь, что лжешь. Я ощущал, как бьется твое сердце, и ты обнимала меня.
— Не надо об этом! — жалобно попросила она.
Но Мейсон безжалостно продолжал:
— Твои губы сами раскрылись мне навстречу, Кейтлин. Я не принуждал тебя.
Она смотрела на него в упор, и даже в сумрачном свете хижины Мейсон видел, что ее сотрясает дрожь.
— Пока я не отвлекся, чтоб снять рубашку, ты и думать не думала о делах.
— Может, и нет. — Она вложила в свои слова все высокомерие, на которое была способна, поскольку Мейсон сказал чистую правду, но безоговорочно признать его правоту Кейтлин не могла. — Я… Что ж, да, я слегка обезумела. Но помешательство было временным. Нам не следовало приходить сюда. Я пыталась объяснить тебе это, но ты не стал слушать.
— В этой хижине мы познали радость.
Кейтлин стиснула кулаки.
— Ты это уже говорил. Но дело в том, что в моей жизни больше нет места радости. — Какой-то миг она колебалась, потом добавила: — Иногда я сомневаюсь, что вообще знаю, что такое радость.
Мейсон ощутил, как в душе его что-то дрогнуло. Он мягко сказал:
— То, что было с нами сейчас, было радостью, Кейтлин.
— Может быть. — Слова прозвучали так, словно их вырывали силой. — Но именно было. Прошлое невозвратимо, Мейсон. То, что с нами было, закончилось, и закончилось давным-давно. Как бы мне хотелось, чтобы Билл не передавал тебе закладную! Но он передал — и теперь мне жить с обязательствами перед тобой. Мне надо поговорить с тобой о взносах, Мейсон.
Его голос снова обрел жесткость.
— Говори.
Взгляд Кейтлин метнулся к постели, потом на Мейсона.
— Не здесь.
— Почему же нет? Боишься, что случившееся один раз может повториться снова?
— Конечно нет!
— А может, боишься, что в следующий раз не сумеешь притормозить?
— Я не боюсь, — вспыхнула Кейтлин. — Я могу держать себя в руках, Мейсон, и когда говорю «нет», то «нет» и имею в виду. Но мы будем обсуждать дела, а здесь… — снова косой взгляд на кровать, — не место для этого.
Мейсон окинул взглядом девушку, которая и до сих пор обладала над ним властью, как ни одна другая, и эту власть давала ее трогательность. Взгляд его задержался на красиво очерченных губах. Он все еще чувствовал их вкус, руки сами тянулись снова схватить Кейтлин в объятия… Но Мейсон понимал, что лучше этого не делать.
Может ли он снова влюбиться в нее? К черту! Он тут же представил, как использует это Кейтлин Маллин.
— Думаю, ты права, — бесстрастно согласился он. — Здесь не место для бесед.
— Ты должна внести первый взнос через неделю, считая от пятницы.
Они сидели в гостиной: красивой комнате, обставленной белой плетеной мебелью с зеленой обивкой, яркой, но холодноватой. Мать Кейтлин обожала цветы, и Кейтлин, кажется, унаследовала эту любовь: помещение утопало в зелени.
— Через неделю с пятницы? — напряженно повторила Кейтлин.
— Не стоит удивляться. Биллу Оттеру тебе пришлось бы платить тогда же.
— Да, но Билл… — Кейтлин осеклась, прикусив нижнюю губу белоснежными зубками.
Тогда Мейсон, усмехнувшись, продолжил ее мысль:
— Билл был терпим. Билла не волновали сроки. Биллу так легко давались деньги, что пара монет никогда не делала для него погоды. Так он, во всяком случае, сказал. Я просто облекаю в слова твои розовые мысли о Билле. А может быть, ты все время ошибалась, Кейтлин? Может быть, Билла Оттера, этого богача, очень даже волновало, что ты используешь его?
— Я никогда не делала этого, — горячо запротестовала она. — По крайней мере — сознательно.