— Не верится, что вы напали даже на судью. Как ты мог? Джек молчал, подавляя бешенство.
— Не смей осуждать меня, а тем более судить, — бросил он наконец и зашагал прочь, отлично сознавая, что гнев его направлен не на Кэндис, а на самого себя и эту проклятую войну.
Глава 77
Кэндис решила, что больше не будет касаться этой темы, очевидно, чрезвычайно болезненной для Джека. Она нашла его возле вигвама. Он сидел у костра, с мрачным видом прикладываясь к бутылке. Кэндис так устала, что молча проскользнула на свое обычное место на скатке. Она была все еще удручена, но не из-за нахальной индианки. Теперь ее волновала участь судьи Рейнхарта. Лежа без сна, Кэндис размышляла о судье и его детях, о своем муже и об их ребенке. Прошло немало времени, прежде чем ей удалось заснуть.
Проснувшись утром, Кэндис отправилась на поиски Джека. Он прикладывал компресс из трав и грязи к ноге жеребца.
— Что с ним? — спросила она с таким видом, словно вчерашней стычки не было.
— Поранился, — отозвался Джек, видимо, настроенный так же миролюбиво. Ласково потрепав вороного, он улыбнулся: — Я не успел спросить тебя вчера, с чего это ты вырядилась в нижние юбки?
— Чтобы досадить Дати, — призналась Кэндис. Джек расхохотался.
— Ты искала меня? — В его серых глазах светились тепло и нежность.
— Да, Джек. Мне нужна кожа.
— Зачем?
— Хочу что-нибудь сшить. Для ребенка. Он был приятно удивлен.
— Ты умеешь шить?
— Конечно. Достанешь подходящий материал?
— Да, но тебе придется самой выделывать шкуры.
— А ты покажешь, как это делается?
— С удовольствием. Сегодня же отправлюсь на охоту. Хорошо бы добыть самку оленя. У нее самая мягкая кожа.
Кэндис нахмурилась:
— Только убедись сначала, что у нее нет потомства.
— Постараюсь.
Джек вернулся с пустыми руками, но на следующее утро принес жене самку оленя. Кэндис была преисполнена волнения и решимости. По мере приближения родов желание заботиться о ребенке усиливалось. Конечно, она предпочла бы одеть своего малыша во все самое лучшее, но на первое время сойдет и мягкая кожа.
Следующие два дня Джек учил Кэндис выделывать кожу. Ее энтузиазм вызывал у него веселое удивление. А то, что кожа предназначалась для их ребенка, согревало душу. Он искренне наслаждался, помогая жене в ее трудах. Они ни разу не поссорились. Между ними установились дружеские отношения. Они работали вместе, стремясь к общей цели. Джеку нравилось общество жены. Нравились ее решимость, желание хорошо выполнить работу, ее улыбка и смех. Но более всего Джеку нравилось то, что Кэндис поглощена заботами об их еще не родившемся ребенке.
Во второй половине дня, ближе к вечеру, Джек уводил ее вверх по каньону к уединенной полянке у ручья, где они купались, плавали и занимались любовью. По ночам Кэндис спала в его объятиях, и, просыпаясь от мучительных кошмаров — Джека все еще преследовал образ убитой на ранчо Уордена женщины, а в голове не смолкали шум сражения и погребальный плач, — он тянулся к Кэндис. Не дав жене толком проснуться, он ласкал ее с отчаянной потребностью забыться и избавиться от чувства вины и угрызений совести и заглушал стоны Кэндис жгучими поцелуями. Если кто-нибудь и знал, что Джек спит со своей беременной женой, то не подавал виду. Ему было все равно. Он слишком нуждался в ней, чтобы считаться с условностями.
— Дати, тебе нужно отдохнуть, — твердо сказал Джек. Он взял у нее корзину, слишком тяжелую для беременной женщины. — Я настаиваю на этом.
— Я не устала, — возразила она, несмотря на измученный вид.
— Ступай отдохни, — повторил он.
Дати была на восьмом месяце, но много работала. Джек чувствовал себя виноватым. Он понимал, что уделяет все внимание Кэндис, но, черт побери, не хотел второй жены и надеялся справиться с весьма неустойчивой ситуацией наилучшим образом. Прояви он к Дати чуть больше интереса, и хрупкое равновесие между женщинами нарушится. Чем-чем, а отношениями с Кэндис Джек не желал рисковать. Ему еще повезло, что Дати смирилась с таким порядком вещей.
Проводив взглядом Дати, которая скрылась в вигваме, Джек повернулся к Кэндис, недовольно наблюдавшей за ним. Он улыбнулся.
— Джек, уж больно она раздалась. Тебе не приходило в голову, что ребенок не твой?
— Ребенок мой, Кэндис. Я расспрашивал мужчин в стойбище. После смерти мужа Дати ни с кем не имела дела, кроме меня. Если бы кто-нибудь считал ребенка своим, он бы с радостью объявился. Апачи любят детей.