12

Страницы дневника Е.К.

«1 мая. Сегодня я вернулась из больницы. Там, на больничной койке, я многое поняла. Германа больше нет в живых. Иначе он дал бы о себе знать. Все те, кто знает о том, что я осталась совсем одна, хотят одного: опустить меня на самое дно. Кто-то хочет денег, кто-то собирает по крупицам события моей неудавшейся жизни. Люди в основной своей массе – беспечные, легкомысленные и очень эгоистичные. Каждый живет как хочет. И никому нет дела до того, кто находится рядом. Все думают только о себе, и это, вероятно, стало нормой. Меня ограбили, чуть не изнасиловали, обманули… И все это за какой-то один месяц! Еще немного, и меня лишат жизни. Вломятся не только в мою квартиру, но и в мою жизнь и примутся размахивать перед моим носом ножом, пистолетом или склянкой с ядом: выбирай! Вот если бы был жив Герман, такого бы не случилось. Возможно, он был прав, когда говорил, чтобы я никому не открывала дверь, ни с кем не общалась, никого не впускала в нашу с ним жизнь. Он был старше меня, умнее, опытнее. Я забыла все то, чему он меня учил, и теперь поплатилась за это».

13

Отрывок из книги О.З.

«Холодные цветы одиночества»

«Герман, как же долго я не обращалась к тебе, не говорила с тобой. Сегодня Первое мая, я уже вернулась из больницы. Не могу сказать, что чувствую себя хорошо. Да и как может себя чувствовать женщина с распоротым животом? Шов мой не зарастает, он весь почернел от марганцовки, словно обуглился. Нитки выдернули, но у меня все равно такое чувство, будто бы он наполовину раскрыт и что стоит мне только пошевелиться, как он разойдется и оттуда хлынут кровь и гной… Все советуют мне обратиться в суд, чтобы наказали эту пьяницу, убившую нашего ребенка. Но у меня нет ни сил, ни денег, ничего… А главное, нет желания заниматься всем этим. Лара ругает меня, призывает, чтобы я взяла себя в руки, не раскисала, потому что я еще молода, передо мной вся жизнь и я не должна оставлять все вот так, без последствий… Ведь она убила не только моего ребенка, но и всех наших будущих детей. Лара очень помогает мне, она почти живет со мной, готовит мне еду, стирает, ухаживает за мной, за моим швом, смазывает его спиртом, а потом прижигает марганцовкой. Я же не могу даже смотреть на свой живот – так мне страшно. Здоровье мое подорвано.

История с доверенностью закончилась для меня катастрофой. Мы с Ларой были в банке, я хотела снять все оставшиеся деньги и предупредить о том, что меня вынудили подписать генеральную доверенность, чтобы мои деньги не выдавали посторонним лицам. Но мы опоздали. На моих счетах остались ничтожные суммы: по сто долларов на каждом из трех счетов. Хорошо, что на карте еще есть какие-то деньги, мне удалось обналичить их и забрать себе. Это почти пять тысяч долларов. На первое время хватит. Лара говорит, что мне в первую очередь необходимо заплатить за квартиру, купить продукты, словом, думать о том, как жить уже сегодня, не загадывая далеко вперед. У меня же в голове зреет еще один план. Те деньги, Герман, что лежат у нас дома, я должна вложить (пока меня окончательно не ограбили) в недвижимость, купить квартиру, куда я пущу жильцов, думаю, это единственный способ как-то обезопасить себя и обеспечить минимальный доход… Конечно, перед этим мне необходимо обратиться в милицию, написать заявление о том, что на меня было совершено нападение, что меня заставили подписать доверенность. Пока я этого не сделаю, я не могу ничего предпринимать. Но деньги больше не должны оставаться дома, это опасно, я боюсь, наконец. И в банк положить их я тоже не могу – из-за этой проклятой доверенности. Герман, мне так тяжело, так трудно, что даже сама мысль, что мне предстоит выйти из дома, доставляет боль, похожую на физическую. Однако я должна тебе признаться: силы мои на исходе. Это на бумаге у меня куча планов, на самом же деле я не могу заставить себя подняться с кровати и пойти на кухню, чтобы разогреть сваренный Ларой суп. Но я это сделаю. Я постараюсь это сделать… И вообще, я не знаю, что бы я делала, не будь у меня Лары…»

  44