Он вышел вслед за Северцевым и Машей из машины и теперь стоял и смотрел на крыльцо дома, в котором его ждала Женя. Как же много всего произошло с тех пор, когда он видел ее в последний раз!
Вдруг дверь открылась, и на крыльцо вышла, кутаясь в куртку, Женя. Лицо бледное, чистое, открытое, волосы убраны назад. Она сразу увидела его и теперь смотрела с тревогой, он почувствовал, что она не знает, как ей себя вести: скрывать ли чувства или нет?..
– Женька! – простонал он и кинулся к ней, чуть не сбив с ног Северцева. Он взлетел на крыльцо и подхватил ее на руки, такую легкую, невесомую. – Наконец-то!!! Сергей, Маша, идемте!
Только почувствовав своим телом ее тепло и поцеловав ее, он понял, что успокоился. Что что-то важное к нему, в его душу, вернулось, сердце забилось сильнее, дыхание выровнялось.
Сергей тоже обнял Женю, затем, отпустив ее, обнял и Машу.
– Девчонки, ну и кашу вы заварили, – сказал он. – Давайте теперь думать, как расхлебывать…
Женя к их приезду накрыла на стол, поставила водку, простые деревенские стаканчики. Соленые огурцы, квашеная капуста, вареная картошка. Герман сел за стол рядом с ней, не мог отпустить ее руку.
– Герман, прости меня. Это я во всем виновата… – Она хотела заплакать, но слез уже не было. – Мне Маша рассказала о том, что произошло в усадьбе… Но это не я… Я не знала, что все так получится. Это какое-то чудовищное недоразумение!
– Женя, ты говоришь не о том, – шепнула ей Маша и широко раскрыла глаза – мол, опомнись, перестань оправдываться, тебе есть что, вернее, кого показать мужу. – Ну же!
Но Женя не знала, как сказать Герману о том, что у него есть сын. Она просто вынесла из спальни малыша и протянула его мужу.
– Вот… Держи… Смотри, чтобы не упал… Ты не сомневайся. Он твой и родился в срок.
Маша смотрела на нее в ужасе: что она такое говорит? Разве можно так сомневаться в муже, во всех? И сколько же времени должно пройти, чтобы она наконец успокоилась, пришла в себя? Чувство вины совершенно поработило ее.
– Это что же, мой сын? – Герман держал ребенка, крепко прижав к груди, и едва дышал. – Женька…
– Маш, может, мы поедем домой? Думаю, им есть о чем поговорить… – сказал Сергей, обняв за плечи Машу. – Да и нам с тобой тоже есть о чем потолковать. Скрытная ты наша!
– Нет, – решительно ответила Маша. – Сейчас мы все обсудим, подумаем, как нам быть дальше, чтобы Германа не арестовали, и только потом я поеду домой…
– Она правильно говорит, – поддержала ее Женя. – Давайте сначала поужинаем, а потом вы расскажете мне про усадьбу… А я, Герман, расскажу тебе, как я ждала тебя все это время… Хотя, я думаю, ты и так знаешь, если читал книгу Ларисы…
Герман закрыл глаза и увидел Ларису в зеленом платье, распростертую на лестнице…
– Меня не могут не арестовать, – сказал он, глядя с нежностью на спящего сына. – Ведь я – единственный оставшийся в живых, понимаете? И я не знаю, почему меня не убили… И кто был этот человек, который всех перестрелял?.. Я его, к несчастью, не видел…
– Но, думаю, он оставил следы… На полу… Везде… – сказала Маша. – Я уверена, что следствие все выяснит, что убийцу найдут… Но выйдут все равно на нас. Лариса написала книгу, где речь идет о Жене… Тебя, Герман, непременно будут искать, ведь у тебя – мотив… Да и Женьку в Москве никто давно не видел… Она рожала в соседнем селе, в больнице… Вас обоих будут искать. Что делать?
– Думать, – вздохнула Женя. – Попытаться понять, кто и за что мог убить такое количество людей… Расскажи, Герман, как все было… Я уверена, что мы сами найдем ответ на этот вопрос.
– Все началось с того, что я вернулся домой и первым человеком, которого я встретил, была Лариса…
Следствие
Александр Тимофеевич Тищенко смотрел на дверь, за которой только что скрылся человек, в спину которого хотелось кинуть что-нибудь тяжелое, и, нервным движением отшвырнув от себя папку с делом, грязно выругался. Ему только что сказали, чтобы Германа Кропоткина и Сергея Северцева оставили в покое, чтобы прекратили розыск… Они – из касты неприкасаемых. И долгое отсутствие Кропоткина, оказывается, связано с секретной работой за границей. Да сколько угодно! Только вот почему-то и жена его исчезла, а писательницу, которая написала книжку об этой семье, вообще застрелили… И еще плюс пять трупов. Не многовато ли для одной новогодней ночи? Закревская пишет о том, что Герман, прикрываясь работой оператора, на самом деле занимался в Африке совершенно другим… Но, с другой стороны, как ни хотелось Тищенко воспринимать эту книгу как документ, это была всего лишь книга, написанная бабой-дурой. Больше ничего! Вот и там, в той самой службе, на которую работал Кропоткин, думают, вероятно, точно так же: какие алмазы?! Хотя репутация их работника, безусловно, подмочена. И что с ним будет дальше – никому не известно. А что, если он все же причастен к убийствам? Почему прокуратуре связали руки, почему не дают возможности даже найти его, чтобы допросить? Что это за Кропоткин такой, чтобы о нем даже и не вспоминали? А Карпов так старался, с ног сбился, мальчишка, чтобы найти человека, у которого был бы мотив… И нашел ведь! Так его, оказывается, трогать нельзя. Уж не хотят ли они там сказать, что эти убийства могут быть связаны с работой их службы? И что личная жизнь Евгении Кропоткиной не имеет ничего общего с этими убийствами? Что корни этого преступления находятся в Африке? Среди львов? Тищенко истерично расхохотался.