Последние отзывы

  141  

Записка была оставлена утром, в восемь часов. Размашистый мужской почерк. Отрывистые фразы. «Валентина! Я приехал, тебя не застал, Изольду – тоже. Куда вы все делись? Если увидишь эту записку, позвони адвокату Галицкому, он мне все передаст. Варнава».

Еще месяц назад я отдала бы пятьдесят лет своей жизни за такую записку, и хотя она была практически нейтральной, чуть ли не бесполой, поскольку в ней не было и слова о любви или нежности, не говоря уже об элементарной заботе, я бы рыдала над ней, чувствуя, как бьется где-то между строчками горячее сердце любвеобильного Варнавы. Но теперь, когда я пресытилась его легкомысленной и эгоистичной любовью, у меня лишь кольнуло где-то под левой грудью, словно отголоском вчерашней сердечной боли…

И вдруг что-то во мне перевернулось, душа взбунтовалась и запросилась наружу! Во мне, очевидно, заговорили гены моей взбалмошной мамаши. Слетев вниз и передав Мише письмо Левина и записку Варнавы, я сказала ему, что у меня появилось какое-то срочное дело, что мне необходимо побыть немного дома и чтобы он, передав эти послания, возвращался поскорее сюда за мной. Миша смотрел на меня со страхом, очевидно, не в силах забыть о недавней угрозе, и, глядя на его круглое и розовое лицо, мне захотелось рассмеяться.

– Так я вернусь за тобой через час? – переспросил он на всякий случай, в то время как в его бритой голове, словно в трансформаторе, гудели от перенапряжения две глобальные мысли: уезжать или не уезжать. И пока шла эта тяжкая умственная работа, я снова скрылась в подъезде. В конечном счете первая мысль взяла верх – я услышала, как заурчал мотор и машина тронулась с места…

Думала ли я в это время об Изольде? Ничуть. Какая ей, в сущности, разница, дома ли я или у Ивана? Ее душевное спокойствие, которое я посмела нарушить, и без того было призрачным, как все вокруг. И первым призраком ее сегодняшней жизни была, конечно же, Елена Пунш. Но Изольда ничего этого не знала, а раскрывать ей глаза на эту из ряда вон выходящую правду я не имела права. Даже если бы рассказ о посещении могилы Пунш в Адлере я подкрепила живой иллюстрацией – синим бархатным бантом с ее волос, который до сих пор лежал в моей сумочке, навряд ли это произвело бы на Изольду должное впечатление.

Потому я вернулась домой, заперлась, приняла душ, вытерлась любимым полотенцем, высушила феном волосы, выпила кофе, надела свое лучшее, «неформальное» платье с такой же чумовой курточкой, нацепила огромные немецкие деревянные сабо, напоминающие нормальному человеку пресс-папье, и вышла в таком виде из дома. Мне захотелось сделать что-то эдакое, сумасшедшее, совершить какую-то дикую выходку, чтобы разрядиться, прийти в себя после «отдыха» в Адлере, где на кладбище под мраморными плитами устроили себе лежбище чрезмерно активные покойницы с завидным цирковым стажем… И я поехала в «Ротонду». Но было очень рано, и бар был закрыт. Не понимая, что со мной происходит, я решила разыскать Варнаву, но на полпути в адвокатскую контору, где работал Галицкий, передумала и зашла в первое попавшееся кафе, чтобы немного перекусить и успокоиться. Мне казалось, что кто-то толкает меня в спину и пытается направить куда-то, но куда, я пока не понимала. Я много читала о паранормальных явлениях, в моей голове существовал достаточно объемный файл с информацией о потусторонних силах, влияющих на человеческую жизнь, и прочей, захватывающей дух чепухой, но никогда еще неподвластные моей воле силы с таким упорством не испытывали мое терпение, пытаясь куда-то направить мои мысли и тело! И я сдалась. Выпив в кафе немного коньяку и закусив лимоном, я вышла, и мои ноги сами привели меня к служебному входу в цирк. Да, слишком многое указывало на то, что Елену Пунш – виновницу всех наших бед и проблем, женщину, с именем которой было связано несколько громких преступлений и из-за которой я сама чуть не лишилась жизни, – надо было искать именно в цирке. И если Изольде не удалось вытрясти из Максимова максимум информации, которая могла бы помочь нам в расследовании, то теперь вместо нее это намеревалась проделать я.

Тетка в подробностях рассказала мне и о своей встрече с ненастоящими Розой и Катей, и о том, как напился в ее присутствии негодяй Максимов, словом, обо всем и даже о Юре, но она не спросила у Максимова самого главного – почему он так ненавидит Юру Лебедева и зачем ему было рассказывать, что тот хотел убить свою жену.

В стеклянной конторке сидел какой-то мрачный мужичонка с испитым лицом. Увидев меня, он нахмурился и спросил, к кому я пришла.

  141