20 
– Конечно.
– Тогда иди ко мне, – протянул он мне руку.
Я вскочила на сцену и взяла у него бог весть откуда взявшийся поблескивающий бокал на тонкой ножке. Сцена. Какое-то магическое место. И чудотворное, и убийственное. Многие душу готовы продать за право покривляться здесь три часа на глазах у сотни зрителей. Многие, и я тоже.
– Ты так хороша. Ты уверена, что хочешь этого? – спросил, глядя мне пристально в глаза, он.
– Чего – этого? – притворилась валенком я.
– Меня. И этой ночи. Сегодня, здесь.
– Лаконично, – растерялась я.
– Именно. Если не хочешь, давай выпьем немного вина, и я отвезу тебя домой.
– Я хочу, – тихонько шепнула я и отошла в дальний конец сцены, к портьерам. Он напряженно смотрел мне вслед.
– Игра началась?
– О да! – засмеялась я. Мне хотелось выглядеть взрослой. Хотелось дразнить его и мучить. И мне вполне это удавалось.
Он залпом допил вино и нагнал меня.
– Сегодня мы будем не только целоваться.
– Конечно же, нет.
И мы принялись целоваться. Он прижал меня к себе. Бережно, сильно. Все, что только можно представить.
– Как же так получилось, что ты еще девочка?
– Ждала тебя, наверное, – вздохнула я.
– Ну конечно, – прищелкнул он языком и расстегнул блузку. Я не знаю, где мои эрогенные зоны, но мне казалось, что они в тот день были везде.
– Красиво! – восхитился он, накрывая ладонями грудь. Все мои мальчишки сжимали ее так, что мне становилось больно. Я терпела, не находя в себе сил сказать: «Что ты творишь, баклан? Это ж не эспандер!» – но про себя твердилось именно это, отчего весь романтизм исчезал, практически не начавшись. Артем же ласково и осторожно касался груди, гладил ее, целовал. У меня кружилась голова, тряслись руки. Я то краснела, то бледнела, отчего Артем только смеялся и заводился еще больше.
– Ты стесняешься? Потрясающе, что ты еще стесняешься. Дай-ка на тебя посмотреть!
– Прекрати! – прикрывалась я руками, а он расцеплял их и смотрел, отчего я становилась пунцовой. И постепенно мы стали не говорить, а шептать. Стих его смех, кончилось вино. Я лежала голая на крышке рояля. Он стоял надо мной, точно коршун. С расстегнутой рубашкой, с потемневшими глазами. С огромными шершавыми ладонями.
– Здесь где-то есть матрасы, – осипшим голосом сообщил он мне.
– Кажется, в кофрах около лестницы.
– Подождешь?
– Да, – я чуть не плакала от наплывших чувств. Итак, сейчас все случится.
– Пойдем! – как-то спокойно и немного отрешенно сказал он. Но идти мне не дал, поднял на руки и донес до импровизированного ложа страсти. Пара матрасов, тряпье, старые костюмы. Несколько колючих клетчатых одеял. На всем отблески прожектора – единственного источника света в зале. Луч света в темной загадочной пустоте и наши переплетенные тела.
– Ты прекрасна. Я буду рисовать тебя всю оставшуюся жизнь, – сказал он, раздеваясь.
Я молча смотрела на него и ждала. В этом было что-то невыразимо чувственное. Настолько, что когда он взял меня, мне практически не было больно. Только желание стать его частью, стать раз и навсегда. Я мечтала о большой любви и теперь знала – это она. Я не сказала об этом ему. Кому нужны глупые слова, когда все читается в наших сплетенных руках, в том, что он не может от меня оторваться. Отдаваясь его жадной жажде, я поняла, что столь неизвестное раньше счастье пришло. Час за часом были полны любви. Потом он уснул, прижав меня к себе. А я лежала и смотрела вверх, куда-то туда, где, по моим представлениям, мог быть Бог. Смотрела и думала: «Он самый лучший. Как же мне повезло». А он спал, уткнувшись мне в грудь. Мы лежали на старых театральных матах, укрывшись тряпьем, и наполняли друг друга счастьем. Тогда мне показалось, что так будет всегда.
Глава 4
Стихи и проза
Премьера спектакля «Старый замок» прошла на ура. Впрочем, у нас все всегда проходило на ура. Полный зал, журналисты с мигающими вспышками фото– и видеокамер. Мечтательно-потерянный, растрепанно-важный, гениально-непостижимый Режиссер бродил по холлам и коридорам, заглядывая всем в глаза.
«Великолепно! Все идет просто прекрасно!» – все поголовно сообщали ему каждую минуту, но ему все равно было мало. Его жена носилась помелом, решая текущие проблемы и сложности. Почему у нас ни один спектакль не обходился без текущих сложностей, я не понимала. Всегда или костюм главного героя порвут, или фильтры света потеряют. Вот и сейчас все скопом искали исчезнувшие бесследно бамбуковые дудки. А ведь они немаленькие. Скрученные между собой бамбуковые палки разного диаметра, то высокие, то коротенькие. Сооружение в полметра шириной и в метр длиной. Вот и пойми, как такую хреновину умудрились потерять. Спектакль уже шел, а дуделок все не было. Я, как самое активное привидение, искала их в интервалах между выбеганиями на сцену. Босая, в балахоне, с взбитыми в какое-то суфле волосами, я пугала зрителей, вышедших в туалет, и буфетчицу.
20 
