Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
45 
– Армия. Я никогда не задумывалась о ней. Мой брат тоже был в армии. Такой скотиной вернулся.
– А это неизбежно. Там ты либо учишься выживать в мире свиней, где любой урод может тебя оскорбить, избить или вообще убить, только потому, что у него на плече болтается на пару медных лычек больше. Либо...
– И что? – слушала я, раскрыв рот. Вот что происходило с другими. Оказывается, на свете есть не только моя история. И другие тоже несут в себе свою историю.
– Ничего. Я убежал. Недалеко. Поймали к вечеру. Держали в карцере, кормили дерьмом, били. Но больше всего достали полосканием мозгов. Через две недели я снова убежал.
– Поймали? – ахнула я.
– А как же. Через три дня, в лесу. Но в часть не вернули, отправили в дурдом. А там кормили таблетками и делали уколы до тех пор, пока не вынесли диагноз – нервный стресс на почве службы. Хронические расстройства психики.
– Круто.
– А то! В армию меня больше не приглашали, поставили на учет в психдиспансер и отпустили на волю.
– И что?
– А то, что в дурдоме я сильно задружил с соседями по палате. Реальных психов у нас был один из десяти. А остальные, ты не поверишь, на мой взгляд, совершенно нормальные люди. И мы с ними там чудно жили. Режим, питание, разговоры. Прокопан, ноотропил и пармидол на халяву. Я и сейчас при случае от хороших колес не откажусь.
– Круто.
– Я вышел и приехал сюда. Потом из дурки вернулся мой кореш и пожил у меня. Потом еще несколько корешей. И в один прекрасный день ко мне приехала некая Элис и спросила: «Можно у тебя переночевать, Даня?»
– И ты? – улыбнулась я.
– И я сказал себе, что у нее явно много проблем, раз она ко мне пришла. Значит, надо пустить.
– Отлично. То есть армия.
– Это ты как хочешь назови, – философски пожал плечами Даня, потянулся и встал. – Ну что, эта Мышка там дотрахалась или нет?
– Погляжу, – кивнула я и пошла в комнату.
Так мы и жили. С утра или днем, смотря как проснемся, я занималась уборкой и готовкой. В рамках имеющихся у нас средств и провизии, конечно. Людей было то много, то мало. Случалось даже и такое, что мы с Даней несколько раз ночевали одни. Я тогда старалась устроить все поуютней, приготовить еды. Я делала все, чтобы ему не пришло в голову выгнать меня. Начинался ноябрь, на улицах и днем было холодно, а о ночи я и думать боялась. Даже в переходах становилось все хуже. Я чувствовала, как воздушные потоки разделились на противоположные части и с периодичностью дули на меня. То это был теплый, пахнущий машинным маслом и железом воздух из вентиляторов метрополитена, то резкие ледяные порывы ветра, летящего по ступеням с улицы. От него коченели пальцы. Люди почти не останавливались, чтобы послушать меня. Не заказывали песенок, не бросали крупные бумажки в чехол от гитары. Чтобы хоть как-то взбодриться, я брала с собой бутылку чего-нибудь горячительного, обычно водки, а в лучшие дни – бутылку какого-то ликера. Недорогого, но зато сладкого и легко пьющегося. На прилавках было полно таких штук, от абрикосового пойла до кокосового деликатеса под названием «Малибу». На такие я, конечно, только заглядывалась. Родители и все мое прошлое существование отходили в небытие, а та жизнь, что я вела, меня устраивала. Спокойно, ничего не нужно, никаких потрясений. Жить на самом дне было не очень комфортно, но совершенно ровно и гладко.
Иногда, когда к Дане привозили колепсол или кетамин, мы сидели, обколотые, на скамейках Александровского сада, неподвижно глядя перед собой. Кетамин не считался в наших кругах тяжелым наркотиком. Это был препарат анестезии для беременных женщин или для животных, но это в больших дозах и по вене. А если делать, как мы, то есть колоть в мышцу половинную дозу, то через полчаса мир преображался, искажался, и восприятие на несколько часов изменялось. Как будто какой-то шутник останавливал время и принимался баловаться, растягивая или сужая пространство, как в кривом зеркале. Трава и кетамин, переходы, алкоголь и изредка сгущенка. В моей жизни не было понятия «вчера» и «завтра». Когда-нибудь мы все умрем. И тогда посмотрим, кто и в чем был неправ. А пока... Пока, слава богу, есть на свете Данила Тестовский, и мне, скорее всего, удастся пережить эту зиму.
Глава 3
Вершитель судеб
Он появился в середине ноября. Не могу сказать, что я сильно обрадовалась ему. Скорее приняла это как данность. Он появился, а у меня внутри вдруг надломилась стена изо льда, которую я возвела с того времени, что умерла. Оказалось, лед – не такой уж хороший строительный материал. В один прекрасный день он может растаять и стечь грязным потоком, оставив охраняемый объект беззащитным. Мое сердце.
45 
