52 
– Лекс, но ведь Новый год – отличный повод для первого укола, – нудела я.
– Мала еще. И винта мало. Перебьешься, – отмахивался он при раздербанивании «фурика». Я бродила кругами и ругалась, но все без толку. Винт выбрали в три секунды, я осталась ни с чем и с никаким мужем. Любовная горячка в таких условиях превратилась в пытку. Лексу в его полубреду было все равно, смотрит на нас кто-то или нет, а меж тем об нас только что не спотыкались.
– Как у вас там все весело! – прокомментировал нас кто-то, после чего я истерично разоралась и наотрез покинула диван.
Даня курил на кухне и пытался сделать какой-то бессмысленный, но очень сложный в исполнении рисунок. Я села напротив, положила голову на стол и начала смотреть на его нервические взмахи, от которых на листке появлялись рваные ломаные линии. Лекс принялся играть на гитаре. Он вообще не особо понял, что я ушла. В общем, к вечеру первого января, первого дня Нового года, Даня сказал нам, с трудом придя в себя:
– Знаете что, ребята, я от вас устал. Пока Элис была одна, с ней было здорово. И пела она неплохо. Я тебя, Лекс, уважаю, ты знаешь. И буду рад снова тебя повидать. Как-нибудь.
– Как-нибудь в другой раз. Ты что, выгоняешь меня?
– Ты притащил сюда толпы отморозков. Я не разрешал тебе.
– Я делаю что хочу, – решил обидеться Лекс и закурил.
– Вот и делай. А я сам решаю, кто здесь живет. В общем, я хочу, чтобы ты уехал.
– Я? Ты хотел сказать, мы?
– Я сказал все. Если Элис захочет остаться – я возражать не буду.
Вот так. Я стояла в углу, стараясь не отсвечивать, но не получилось. Они оба уперлись в меня взглядами, и я задумалась. Лучше всего было остаться с Даней. Неизвестно, что мне еще устроит неуравновешенный муженек. Но я поняла, что просто не смогу пережить его отъезд. Физически не смогу остаться здесь одна, без него. К слову, даже если бы он принялся меня бить и унижать, я и тогда бы не передумала. Не в том дело, хорошо с ним или плохо. Пунктирная линия моих дней вся была соткана из слов «плохо» и «будет еще хуже». Но вот без него наступила бы пустота, которую мне уже нечем было бы заполнить.
– Я уеду с Лексом, – сказала я. Даня раздосадованно хлопнул ладонью по стене.
– Отлично. Только сейчас-то уже ночь на дворе. Можно хоть до завтра перебиться, или нам ехать ночевать на вокзал? – ехидничал Лекс. Он был явно доволен моим решением.
– Ночуйте. Ты уверена, что хочешь ехать? – внимательно осмотрел меня Данька.
– Не уверена, – шепнула я. – Но я все равно поеду.
– Ты сумасшедшая, – вздохнул он и больше нас не трогал.
А наутро мы с Лексом собрались и отчалили. Как на похоронах, я смотрела на родной город. Я прощалась с ним, проводя пальцами по мрамору переходов метро, я прижималась щекой к стеклам вагона с надписью «Не прислоняться». Лекс молчал и был как никогда сосредоточен. Сутолока Ленинградского вокзала подхватила нас и принялась бросать из стороны в сторону, как шары для пинг-понга. С платформы на платформу, от поезда к поезду, пока мы не нашли тот, что идет в Тверь. Беготня по тамбурам от контролеров, водка в теплой бутылке и ледяной ветер на маленьких станциях, куда нас высаживали, если все-таки ловили. Этот способ передвижения назывался остроумно – «на собаках». Что-то типа автостопа, только на электричках. От Москвы до Твери, от Твери с пересадкой до Бологого – и так далее. Бабка за дедку, дедка за репку. А между внучкой и Жучкой интервал в три часа на морозной станции без намека на вокзал или тем более туалет. Эка роскошь. К Питеру мы подъезжали совершенно измотанные и усталые. Если бы не трава, которую свистнули у новогодних отморозков, и запасы водки, – мы бы совсем пропали. А так – просто отрубились, заняв две лавки пригородной питерской электрички. Поезд все равно шел пустой. Кому бы пришло в голову второго января куда-то переть? Контролеры так и не появились, а может, просто не стали нас будить. Много нас таких греется в пустых электричках. Таких, кому больше негде погреться. Но вот нам как раз было где прислонить бока. Как оказалось.
– Где мы будем жить? – спросила я, пересекая площадь Восстания. Московский вокзал сиял грязью и рекламными огнями за моей спиной, передо мной растекся незнакомый и ледяной Невский проспект.
– Покамест перебьемся у меня дома. А там посмотрим.
– У тебя есть дом? – обалдела я. Как-то не вязался его образ странника с каким-то домом.
– И даже с мамочкой. Ты с ней познакомишься, раз уж ты моя жена. Она теперь, кажется, твоя теща.
52 
