24 
– Я слышала. Поняла, где это. Скоро придет машина, ждите.
«Скорая» и впрямь приехала очень быстро. Бывает же, и пяти минут не прошло, как замелькали над стеной ровно подстриженных кустов синие лучики мигалки и то ли скверик, то ли бульварчик огласился противно-спасительным воем сирены. Надо же – Даша и не знала, каким сладостным для уха может быть этот звук! Две дюжие тетки в куртках поверх светло-зеленых медицинских одежд прорвались, чертыхаясь, через кусты и бегом рванули к скамейке – Наташа уже истошно кричала. А может, крик этот был самую малость и радостным. А что? Теперь, слава богу, можно и покричать вволю. Теперь уже не страшно. Теперь спасение вот оно, рядом, по мокрой и грязной лужайке бежит…
– Девушка, помогай! – быстро приспособили Дашу к своему медицинскому делу тетки. – Чего стоишь, рот раззявила? Сумку вон ее возьми, шапку… Ты с ней поедешь или как?
– Я?! – распахнула на них глаза Даша. – А что, можно? Если можно, я поеду, конечно…
В машине, лежа на носилках и тяжело дыша, Наташа потянула ее за руку, проговорила торопливо:
– Даш, ты к моей бабушке сходи, пожалуйста… Прямо сейчас сходи… Она потеряла меня, волнуется… И сумку с учебниками отнеси, ладно?
– Ладно. Схожу. А адрес? Адрес-то скажи! Куда идти-то?
– Пролетарская, пятнадцать…
– А квартира какая?
– Да это домик, Даш. Маленький такой. Найдешь.
– Ладно, найду, ты не волнуйся.
А в следующую уже секунду девочка Наташа Егорова снова напряглась в очередном приступе нестерпимой взрослой боли.
– Ничего-ничего! – похлопала ее по плечу одна из врачих. – Нормально успеваем, не бойся. Где-то через час только родишь… Как тебя угораздило на скамейке-то оказаться?
– Да я из школы шла… После уроков… Думала, посижу немного, и пройдет…
– Слышь, Валентина Петровна, из школы она шла! После уроков! – насмешливо обратилась веселая врачиха к своей товарке, расположившейся на переднем сиденье. – Шла-шла, между уроками родить решила… Ну и времена пошли, ага?
– Да ладно тебе, Лида, не пугай девочку, – обернулась к ним сердобольная Валентина Петровна. – И что с того, что из школы шла? Наше с тобой дело – до роддома вовремя довезти…
Ни жива ни мертва от пережитого, Даша выбралась из машины, с трудом распрямилась на ватных ногах перед крыльцом желтого приземистого одноэтажного строения. Роддома, судя по всему. Стояла, испуганно прижав к груди сумку с Наташиными учебниками, смотрела, как тетки, подхватив под мышки, затаскивают Наташу на невысокое крыльцо. Голова ее все время запрокидывалась в немом страдании, и ноги подгибались, будто ломались жалко и некрасиво в худых коленках. «Боже, я так не хочу, не хочу…» – истерически произнесла про себя Даша и, быстро отвернувшись, пошла по незнакомой улице, по-прежнему с силой прижимая к груди простенькую сумку с Наташиными книгами. Ее собственная сумка, шикарная и очень кожаная, болталась на длинном ремне, поколачивая по боку, и ноги в тонких колготках, открытые холодному ветру в довольно-таки приятном для глаза пространстве между юбкой и сапогами, совсем замерзли и покраснели, но она ничего такого не замечала, брела и брела себе незнамо куда, притягивая любопытные взгляды редких прохожих. Потом резко остановилась, вспомнив, что надо же сходить на улицу Пролетарскую, в дом пятнадцать, она же обещала…
Пролетарская улица, как сообщила первая встречная разговорчивая женщина, оказалась совсем недалеко и полностью, как подумала Даша, оправдывала свое историческое название. То есть лепились на ней один к одному небольшие приземистые домики с облупленными от дождей и ветров наличниками, где-то более или менее пряменькие, а где-то и порядочно вросшие в землю. Пролетарская рабочая окраина. Можно фильм про горьковскую Ниловну снимать – с декорациями не ошибешься. И грязь непролазная из того же сюжета. Наверное, бабушкин местный глава улицу эту стороной обходит в своих обязательных строгих дозорах. Наверное, он по каким-то другим улицам ходит…
Слава богу, домик под номером пятнадцать оказался как раз из ряда тех, которые еще ничего себе. Крепенький такой. Даша долго добросовестно стучала в закрытые воротца, потом догадалась дернуть за неказистую веревочку, и дверца, как в сказке, сама собой открылась. Внутри, во дворе, оказалось довольно уютно и чистенько: под навесом притулилась аккуратная поленница дров, вокруг забора земля была вскопана и огорожена стоящими уголком кирпичами – так обычно огораживают клумбы в старых парках, стремясь, наверное, к приятному для глаз отдыхающих дизайнерскому совершенству. И от калитки к крыльцу с домотканым чистеньким ковриком тянулась такая же дорожка, мощенная красными кирпичами. Даша прошла по ней осторожно, вежливо вытерла о коврик ноги, постучала в окрашенную голубой краской дверь.
24 
