Глава 3. Русский менталитет
Химия – самая сказочная наука в мире, поскольку большинство ее элементов для нормального человека (а тем более для нормальной женщины) так навсегда и остаются плодом больного воображения. Господин Менделеев – что-то вроде пророка от химии. «Истинно говорю вам – есть так и более никак, а почему так, хрен его знает. Приглючилось. То бишь, приснилось». Не хочу нисколько умалить великих достижений гения, но от меня все это как-то далеко. Берешь какие-то порошки, смешиваешь, заливаешь водичкой и готово. Получается какая-нибудь проблема. Или порох, или водородная бомба, или ядерная, на худой конец. Изредка, конечно, достижения химии применяются и в быту, например, создаются удобрения для полей. Но тоже не факт, что это такая уж полезная штука. Моя мама, во всяком случае, предпочитает продукты жизнедеятельности генетически немодифицированных воронежских коров. Хоть и пахнет хуже, зато кабачки и картошка растут – сласть. В таком вот ключе. Но химия человеческих душ – иное дело. Тут элементы не выстроишь в таблицу, не разложишь по полочкам. Пес его знает, что будет, если слить воедино злобу и зависть, любовь и уродство, ложь и благо. Тоже может рвануть. Лично моя жизненная пробирка в последнее время бурлила от одной-единственной плохо управляемой реакции из двух элементов. Жажда мести и чувство вины. Как обогащенный уран и графит. Кажется, так фурычат ядерные станции. Этого побольше, того поменьше и отапливается целый город. Но может случиться Чернобыль. Месть – радиоактивное чувство, сплетенное из обиды и злобы, скрученное желанием сделать также больно, как сделали тебе. Любая месть порождается одной и той же мыслью на все времена: как же можно так со мной поступать!
– Как ты мог? – спрашивает жена, в слезах глядя на изменившего ей мужа, за миг до того, как всадить ему в голову пулю. Она еще жертва, но химики наших душ уже подсыпали урана, мадам дернет спусковой крючок, а затем судья межмуниципального суда объявит, что она сама стала злодейкой.
– Как вы могли? – спрашивает у начальства уволенный пенсионер. Ему не на что жить, и он уверен, что это до сих пор проблема работодателей. Он выйдет на Красную Площадь бастовать, а при возможности устроит революцию, чтобы не на что жить стало всем. Это будет справедливо? Конечно. Сладкая месть. Но не всякая гадость есть месть.
– Мне плохо, но пусть у соседа корова сдохнет, – говорит другой сосед, глядя на полную чашу своего бывшего коллеги по НИИ. Эта сволочь заработала (наворовала, ибо откуда у честных людей деньги) на новенькую иномарку. Тогда под покровом ночи сосед берет шило и вонзает его прямо в шипованую шину бывшего друга. Пшик – и акт вандализма состоялся. Гип-гип-ура! Утром в окне он радостно наблюдает, как ненавистный коллега на морозе меняет колесо, перепачкав одежду в противоледном реагенте.
– Так ему и надо! – убеждает себя сосед. Однако часто бывает, что за тихонько сказанным «А» громыхает неожиданное «Б». Вечером он узнает, что коллега попал в аварию. Его занесло из-за лысой нешипованной запаски. И тут мы имеем второй акт Мерлезонского балета. Чувство вины. Страдая от него, сосед завалит коллегу фруктами и кефиром. Он будет осведомляться о его здоровье, а дома злиться, что вляпался в такую грязь. Чувство вины и месть. Инь – Янь, черное и белое, день и ночь. Одно никак не ходит без другого.
– Как я могла так поступать с Лайоном? – много раз спрашивала себя я. И много раз покрывалась чувством вины, как сыпью. Бедненький Лайон, он невыносимо страдает оттого что я его не люблю. И не полюблю. Как я виновата, Боже мой. Вяжите меня, семеро.
– Как мог Лайон так поступить со мной? – восклицала я в другой день, и тогда мне хотелась отлепить себя от плинтуса и размазать по нему его самого.
– Разве я могу оставаться в этой ужасной стране? С этим ужасным мужчиной? – трепыхалась я, выкинув из головы все остальные мысли кроме мысли о дороге к дому.
– Как я могу претендовать на его деньги? После всего того, что он из-за меня пережил! – говорила я себе, сидя в гостинице Вашингтона. Что же мне, теперь снова перекрасить форму и начать выколачивать из Лайона последнее? Только потому, что он не подарил мне вовремя нужное колье? И не отвел к доктору? А кто сказал, что я виновата в этом меньше его? Нечего было ворон ловить, надо было самой вызвать скорую и отбыть в больницу. Но я же слишком нерешительная для таких действий. Я всю жизнь не могу решиться и сделать то единственное, что по настоящему нужно. И нечего в таком случае плакать и гневить судьбу. Она и так ко мне благосклонна. Послала ангела в виде Елены Зотовой, которая во что-то там дунула, плюнула, устроила мне предварительное судебное слушание, на котором я ничего не понимала, отвечала на вопросы кучи незнакомых мне людей, а потом услышала: