31 
– Володя не дает мне увидеть внука! – выпалила она.
Я застыла, не найдя слов, а потом отступила под умоляющим и отнюдь не театральным взглядом Маргариты Владимировны.
– Что?
– Он даже фотографию мне не дает, – запричитала она. – Я хотела приехать, но он сказал, что тогда… тогда… не важно. Я же имею права? Да? Да?
– Наверное, – растерялась я, отступая обратно в комнату. Никогда за эти два года я не думала о том, что у Мусяки есть бабушка. Вернее, иная бабушка, чем моя мама, баба Зинаида, которая не могла пожаловаться на отсутствие внимания со стороны внука. Наличие второй бабушки вообще как-то прошло мимо моего сознания, а ведь действительно. Имеет право.
– Ну вот! Что же еще я могла делать? – спросила она меня, воздев руки к небу. – Когда он даже не сказал мне, что вы приезжаете!
– Подождите! – замотала головой я. – Но почему он не дает вам Мусяку… то есть Ванечку? Не понимаю, я думала, вы просто сами не слишком-то им интересуетесь.
– Я не интересуюсь? – возмутилась она. – Да я… я даже собиралась тайно приехать, но он мне угрожал!
– Что? – вытаращилась я. – Кто?
– Вовуся! – всхлипнула она.
Эти два слова – Владимир и «угрожал» – никак не коррелировали друг с другом в моей голове. Владимир никогда никому не мог бы угрожать, это был самый мягкий и отзывчивый человек из всех, кого я знала. Да из него можно было веревки вить при желании. Он всегда шел навстречу во всем, кроме разве что вопросов любви. Тут он проявлял редкостную упертость, но и тут его можно было понять, если только посмотреть на Стеллочку, его первую жену. Акулу из хорошей семьи, «нашей, ленинградской».
– Дианочка, давайте не будем об этом говорить, – проникновенно пожала мне руку Маргарита Владимировна. – Вы же понимаете, мне нелегко все это. Мой собственный сын… Ну, Бог ему судья. Это все его отец, он всегда меня ненавидел. Он настроил Вовусю против меня. Ой, это был такой человек! Страшный человек, не хочу даже вспоминать о нем.
– И не надо, – кивнула я, ибо пережить еще одну ее истерику с валидолом не хотела.
– Лучше расскажи мне о Ванечке. Сколько ему, два годика уже исполнилось?
– Если вы перестанете выхватывать у меня телефон, я вам его даже покажу, – схитрила я. Маргаритино лицо несколько затуманилось, она с сомнением всмотрелась в меня, словно пытаясь определить, можно ли мне теперь доверять. Кажется, я прошла ее проверку сканером, или, может быть, желание увидеть внука победило, но она все-таки кивнула, хоть и было ясно, что при любой моей попытке связаться с внешним миром будут предприняты немедленные и самые жесткие меры. Чего она боялась? Что я схвачу телефон и убегу? Что позвоню Владимиру и он тут же явится, чтобы стереть ее с лица земли?
Какая странная поездка. Все смешалось в доме Облонских, а потом вообще встало с ног на голову. Мало того что только сегодня я узнала что-то новое о самой себе, глядя в зеркало на сумасшедшую распутную женщину, готовую спать с первым встречным. Утро подарило мне новые открытия. У меня есть свекровь. Отец Володи – монстр. А сам Володя? Что я о нем могу сказать. Интересно, что за человек был тот, с кем я прожила три года, кому родила сына и о любви которого я когда-то, признаюсь, немного мечтала. Тот, кого я знаю, никогда бы не стал так мучить старушку-мать. Или я чего-то не понимаю?
– Господи, он так похож на Вовусю! – воскликнула Маргарита Владимировна с невероятно счастливой улыбкой. Я загрузила из памяти телефона фотографии Мусяки, которые она крутила по кругу по сто раз. Глядя на ее умильное, счастливое лицо, одновременно такое старое, но наполненное детским восторгом, можно было точно сказать: она не играет. Она действительно заманила меня к себе на Фонтанку именно для этого. Узнать хоть что-то о Мусяке. Я подумала: какой, должно быть, жестокий человек Владимир. Разве может быть этому какое-то объяснение?
– А вот тут у Мусякина ОРЗ, температура поднялась высокая. Володя три раза «Скорую» вызывал, я еле уговорила его не ехать в больницу.
– Но он же здоров сейчас? – волновалась она.
– Он наутро уже был здоров. Он редко болеет.
– А он умеет говорить? В два года дети уже говорят? – она восторженно забрасывала меня вопросами.
– Говорить? О, Мусяка не слишком болтлив, но иногда как скажет, так можно упасть. Однажды, когда мы в машине ехали в поликлинику, он смотрел в окно, а потом заявил: я, говорит, очень быстро сижу.
– Какая прелесть! – ахнула Маргарита и прижала ладони к сердцу. От жалости у меня возник комок в горле. Я сглотнула и продолжила показ.
31 
