– Ах, деточка, если бы ты знала, какой камень ты сняла с моей души, – сказала она мне напоследок. И, вцепившись в толстенную пачку фотографий Мусяки, начиная от его первого ультразвука, ушла.
– А что за двадцать восьмое? – поинтересовалась я как-то вечером у Владимира.
– Интересно? – ухмыльнулся он.
– Ну… так, есть немного. Размер обуви? Не подходит. Калибр пистолета? Может быть. Вполне. Только не уверена, есть ли такой калибр.
– Еще версии? – усмехнулся он.
– Год ее рождения? – я пожала плечами.
Владимир расхохотался:
– Ладно, можно было бы помучить тебя, но я же порядочный человек. Так что отвечу. Каждый месяц двадцать восьмого числа она получает перевод. Денежный перевод, чтоб ты понимала. Вот уже много лет она на эти деньги и живет. Что смотришь? – насмешливо склонил голову он. Я знала, что он посылает матери деньги, но не думала, что с такой завидной регулярностью. Этот факт мною вообще был как-то позабыт. – Не сходится образ глобального злодея и монстра? Трещит по швам?
– Ну, не совсем, – уперлась я. – Есть много косвенных признаков, отличающих тебя как редкостного злодея. Ты не пьешь, не куришь, занимаешься спортом… Ты бледный, как вампир. Знаешь, вампиры сейчас в моде.
– А можно мне поинтересоваться? – любезно продолжил он, закинув ногу на ногу.
– Конечно. К твоим услугам, – паясничала я.
– Ты так билась за права моей мамы, что теперь даже я живо волнуюсь. Как наша милейшая и столь неожиданно обретенная баба Маго, не звонила? Ваньку не спрашивала?
– А что, ты так уверен, что она не звонила? – разозлилась я. Честно говоря, мама его действительно канула в неизвестность. Ни привета, ни ответа. Ничего. Даже не сообщила, как доехала.
– Уверен ли я? О, на все сто. Думаю, что ты дала ей все, что нужно для счастья.
– Что ты имеешь в виду?
– Я говорю о той пачке фотографий. Теперь моя драгоценная матушка сможет расставить их по всем стенам второй комнаты и таким образом обрести внука. Поверь, живой внук совсем не так удобен в использовании, как его изображения. От живого внука много шума и возни.
– Ты ошибаешься, – неуверенно сказала я.
– О, конечно, я ошибаюсь. Это же ты, а не я провел с ней все детство, – фыркнул он.
На этом разговор был окончен, и, кажется, это вообще был чуть ли не единственный наш более-менее содержательный разговор за это время. Все остальные дни мы только вежливо согласовывали наши планы относительно Мусяки, садика, дополнительных занятий у логопеда и прочие детали нашей совместной жизнедеятельности. Сегодня вечером была его очередь забирать Ванечку, поэтому я могла делать все, что мне заблагорассудится. Например, посидеть с соседом и поболтать о старых временах.
– Ну что, Динка-картинка. Точно не хочешь стопочку для аппетиту? – уточнил еще раз Аркашка исключительно для куртуазности, удобно расположившись на старой табуретке между раковиной и пристеночным столиком.
Я помотала головой и взяла кружку с вином. Мы сидели и культурно отдыхали от дел, ведя неспешную интеллектуальную беседу о судьбах России. Я считала, что все и так неплохо, а Аркашка считал, что надо взять все и поделить. Даже у папы оказался в загашнике какой-никакой план, правда выразить его до конца словами он не смог, но очень интенсивно выражался жестами. В самый разгар разработки нашей совместной политической программы, когда Аркашка вполне серьезно предлагал создать партию любителей живого пива, с улицы через форточку начали доноситься какие-то странные звуки, похожие на женский визг.
– Опять они лаются, – устало вздохнул Аркашка, но все же пошел к окну посмотреть на бесплатное и, как он выразился, ежевечернее шоу.
– Кто там? – спросила я, видя только какие-то огоньки и фигуру растрепанной женщины в безразмерном пуховике, мечущуюся перед каким-то автомобилем. Женщина кричала что-то явно нелицеприятное в адрес водителя. Я разобрала только, что водитель должен быть проклят на веки веков, если сдвинет эту старую колымагу с места.
– Она! – исчерпывающе пояснил Аркашка.
– Да уж, мне стало намного легче, спасибо, – усмехнулась я, отойдя от окна. И подумала, что все-таки как же хорошо, что у нас дома нет вот таких разборок и мне никогда не придется бросаться под колеса нашего «Мерседеса», чтобы удержать Владимира дома. Он и без моих усилий из него старается не выходить. Домосед, блин.
– Ты что, правда не узнаешь? – удивился Аркашка. – Ну, не ври!