– Что? Историк? Женится? На нашей Юльке Шубиной?
– Не может быть!
– Брехня!
– Это правда? – с тайной надеждой об обратном спрашивали бы меня все однокурсницы по очереди. Историка у нас все любили, уважали и втайне вожделели. Он был самым молодым и сладкоголосым из всех педагогов.
– ПРАВДА! – скромненько ответила бы я. И удалилась бы под предлогом страшной загруженности перед свадьбой.
Тогда это была бы сенсация, а теперь? Теперь никто и не вспомнит нашего историка. Жизнь раскидала всех по разным углам зарабатывать на хлеб насущный. Многие не только повыходили замуж, но и уже нарожали детей. А те, кто этого еще не сделал, считали себя еще в том возрасте, когда об этом еще рано думать. Ведь это у матерей-одиночек год за три идет, а в нормальном мире да при нормальной внешности двадцать пять лет – самый возраст, чтобы подсечь правильного богатого мужа. А я уже его почти подсекла. И я уверена, что все образуется и я буду счастлива. Все будет хорошо. Я успокоюсь, найду какие-нибудь интересы. Может, даже рожу еще ребенка.
Я вдруг подумала, что если бы все было так хорошо, я бы не нуждалась в этих нелепых старательных самоуговорах. Однако я отогнала эту мысль, стоило ей только появиться в моей голове. Да, Миша оставил меня на улице и укатил, стоило ему только решить, что я от него никуда не денусь. Да, я иду по улице в гордом одиночестве, пытаясь уговорить себя в том, что это совершенно нормально. В конце концов, мы же не дети. Почему он должен везти меня домой, а потом торчать в пробке. Ему же завтра на работу!
«А тебе?» – спросил внутренний голос голосом Ольки Соловейка. Я вздрогнула.
«Мне же тут совсем недалеко!»
«Вот именно. Он потратил бы на тебя лишние пятнадцать минут. У нас, между прочим, снег выпал. Холодно!»
«А он не мог. Может, ему дома надо кошку покормить. Может, она с голоду у него дохнет», – из последних сил сопротивлялась я.
«У него нет животных. Ни одного мелкого хомячка! А он уверял, что безумно тебя любит. Возлюбил по новой».
«Ну и что? Что же мне теперь, сесть и разрыдаться»? – у меня самым непредсказуемым образом задрожали губы.
«А почему бы тебе не послать его подальше»? – завершила свое черное дело подруга. Надо же уметь высказывать мне гадости дистанционно, телепатическим путем. Это же не могла быть я. Я не могла сама себе этого сказать.
«Я не могу его послать», – твердо ответила я.
«Почему?» – поинтересовалась внутренняя Оля.
«Из-за Артема», – соврала я и опустила глаза в землю.
«Ну конечно. Ты просто хочешь замуж! Очень! Просто недопустимо, неприлично!»
«Ну и что!» – разозлилась я и ускорила шаг. Мне хотелось добраться до метро. Вдруг шум поездов и гвалт пассажиров смогут заглушить мысли в моей голове? Но мысли не унимались. Они гнались за мной, они звали меня. Да и в реальности мне казалось, что кто-то сзади пытается меня нагнать и все время бормочет:
– Девушка! Девушка, постойте. Да остановитесь же!
– Что?! – я замерла как вкопанная, потому что оказалось, что я не брежу и не занимаюсь сеансом телепатии с Олькой. За моей спиной остановился какой-то парень, он явно пытался мне что-то сказать.
– Ну, слава богу, девушка! Что ж вы так бежите? Я уже испугался, что не догоню, – радостно высказался он и уставился на меня. А я на него.
В первый момент я подумала, что он таким хитрым способом собирает милостыню. Сейчас же по улицам этого брата рэкетира от милосердия полным-полно. И они тоже могут выглядеть вполне здоровыми и жизнерадостными. Это раньше считалось дурным тоном просить подаяния, если у тебя не оторвана рука или, скажем, нога. Теперь же достаточно повесить на грудь табличку «Умираю, требуется операция» или привесить за спину спящего грудного младенца. Впрочем, я стараюсь давать деньги всем без разбору. И еще меня смущала мысль, что если я про всех нищих буду думать гадости, то обязательно пропущу кого-то, кому действительно по-настоящему плохо. Однако молодец, который стоял передо мной, явно умирать не спешил. Да и вывески на нем никакой не было. Просто такой обросший небритый оборванец. Впрочем, не совсем даже и оборванец. Одежда на нем была целой, но очень, очень грязной. Ботинки все в каком-то дерьме, лицо заросло щетиной, свитер висит, и куртка совершенно неприличная. Грубая, нечитаемого цвета. К стыду сказать, очень похожа на мою.
– Вам чего? – недружелюбно поинтересовалась я.
– Ну, эта. Как бы эта… – замямлил парень, и я поняла, что он крепко поддат. Спиртовое амбре распространялось не так быстро, поэтому я сразу не заметила, что он покачивается и даже имеет шанс завалиться к стене дома.