– Нам в тюрьму.
– Куда? – Я ахнула и начала пугаться. До тюрьмы я в своей жизни еще не доходила. То ли еще будет?
– Я понимаю, что вы рады, но нельзя ли поторопиться?
– Рада? – чуть было не ляпнула я, но сдержалась.
– Вы умеете ездить по навигатору? Пробки смотреть?
– Нет, – помотала головой я, пытаясь понять, почему же это он ожидает от меня радости и энтузиазма. Мы же не в Большой театр, а в тюрьму! Тоже мне, большая радость! Но Журавлев явно считал, что я просто в экстазе.
– Ладно, так доедем. Вы еще убедитесь, Вероника, что тюрьма – совсем не такое интересное место, как вам сейчас кажется!
– Охотно верю, – хмыкнула я.
– Там время приема ограничено, надо успеть до обеда. – Он нетерпеливо посмотрел на меня с заднего сиденья, держа в руках мобильный планшет. Он явно собирался работать. Я с некоторой опаской покрутилась, настраивая водительское сиденье и обрадовавшись до глубины души, что и в его пыльной, сильно заляпанной машине установлена коробка-автомат. Я ни разу в жизни не ездила на машине с ручной коробкой передач, хороша бы я была сейчас.
– А куда ехать? – поинтересовалась я, провернув ключ зажигания. Журавлев снова посмотрел на меня этим странным, удивленно-сосредоточенным взглядом, потом бросил:
– Новослободская. Бутырка.
И я поколесила по забитым пробками московским улицам. Было странно и немного страшно оказаться снова за рулем хорошей, хоть и грязной машины, в тишине внутреннего пространства. Синяя Борода шуршал бумажками на заднем сиденье и молчал. Только один раз он оторвался от своих суперважных процессов и спросил меня:
– А вы что же, никогда там не были еще?
– Никогда, – честно ответила я.
– Ну, тогда вам будет интересно. Хорошо, что вы одеты соответственно.
– В смысле? – удивилась я. Интересно, что же в моем облике соответствует тюрьме? Я была упакована в широкие, чуть даже расклешенные книзу джинсы, в массивную хлопковую рубашку серого цвета, волосы убраны в хвост. Ну, и кеды. А что такого? Если мой босс может ходить в непонятных мешковатых костюмах не первой свежести, я что же, нет? Несправедливо. Но при чем тут тюрьма? На мне же нет ничего полосатого!
– Не привлекаете внимания. Не отвлекаете. Тут ведь надо понимать, какой контингент. Они же женщин редко видят, так что если всякие там штучки... сексуальные – плохо. Может быть проблема.
– А, понятно, – протянула я и как-то сразу нахохлилась. Журавлев говорил серым, будничным голосом, сухо и коротко, как всегда, и в его словах не было никакого второго дна и скрытого смысла. Он просто обрадовался, что я одета вот так – непривлекательно. И хотя мне, по большому счету, было все равно, что именно думает обо мне Синяя Борода, главное, чтобы был моей работой доволен. Но... все-таки как-то неприятно. Особенно то, как просто, без всякого сомнения он это сказал. Вы, мол, дорогой помощник, выглядите как кикимора. Молодец, так и продолжайте. Вас даже в тюрьме никто не захочет, мол. Нет, какое свинство!
– Тут направо, – вмешался в мои мечущиеся мысли он. – Держите курс и паркуйтесь.
– А где тюрьма? – наивно поинтересовалась я. Рядом со мной расположился уютный московский квартал, никаких заборов, никаких проволок. Ни колючих, никаких. Только парковаться негде, это да.
– Вообще-то, не тюрьма, конечно, а СИЗО, – поправил меня он.
Я подумала, что значит это слово, но вспомнила, что это – следственный изолятор.
– Нам во двор. Готовьте паспорт.
К огромному моему удивлению, тюрьма обнаружилась прямо во дворе уютного дома на Новослободской улице. Там было прилично народу у входа, кто-то сидел на корточках и чего-то ждал, кто-то стоял и возбужденно обсуждал что-то, размахивая руками. А у некоторых были совершенно больные глаза, сухие, покрасневшие, окруженные синими кругами. Стояло больше женщин, и все курили. Дыма было много.
– Не отставайте, – поторопил меня Журавлев, и мы протолкались внутрь круглой башни, где было множество коридорчиков и стояла страшная суета. Люди смотрели словно мимо меня, у всех были какие-то свои дела, свои проблемы. Кто-то пытался пролезть без очереди, кто-то узнавал моего шефа и здоровался, тот тоже пожимал руки и кивал в ответ. Наконец он сунул мне какие-то листки и потребовал их заполнять.
– Образцы на стене, – сухо добавил он и принялся кому-то звонить. Я стояла и с удивлением отмечала, как все это на самом деле напоминает какой-нибудь ЖЭК или домоуправление. Или вообще приемную комиссию вуза. Никто не бьется в истерике, никто не рвет на себе волосы. И, кажется, только я одна из всей этой толпы впечатлена тем, что нахожусь в ТЮРЬМЕ. Остальные скучают, читают, курят, ждут – в общем, живут нормальной человеческой жизнью.