– Нет, не сходила. Да что аптека… Потом, Майка, потом…
– Что значит – потом? Я же знаю, тебе обязательно эти таблетки пить надо! Каждый день! Так врач говорил!
– Так они ж дорогие, Майка… – подняла на дочь тоскливые глаза Алевтина. И тут же резануло Майю по сердцу – опять! Опять у нее глаза те… те самые…
– Ма-ма! – протянула она сердито, размешивая сметану в густом борще. – Ну что значит – дорогие? Что ж теперь, не жить, что ли? Странная ты какая… Сейчас вот поем и сама в аптеку пойду… Ты какие пьешь? Эти? Эти? – потянула она с подоконника несколько распотрошенных пустых блистеров. – А может, и эти тоже купить?
В аптеку она в тот вечер действительно сходила. И неприятно поразилась той сумме, которую пришлось выложить за эти лекарства. Нет, ей денег не жалко было, еще чего. Просто… Просто не болела она никогда. Просто словосочетание «дорогие лекарства» не помещалось в сознании как единая субстанция, как-то не привязывалось одно понятие к другому, хоть убей. Неприятное какое открытие, черт возьми. Что ж, теперь хоть знать будет… И вообще надо с деньгами прижаться как-то. Перейти на режим жесткой экономии. И Темку надо к новой жизни приучать. Ей-то что – она умеет, надо вспомнить только. А вот Темке придется объяснять, что морковка – она ничем не хуже свежевыжатого апельсинового сока…
В выходные приехала домой Юлька. Ворвалась, обхватила за шею, закружила по прихожей, радостно повизгивая:
– Ой, Маечка! Как я рада, что тебя застала! А я раньше никак не могла приехать – у меня с зимней сессии хвосты остались, надо было сдавать! Знаешь, как у нас с этим строго? Институт-то престижный! Не кое-кого, будущих управленцев готовят! Представляешь, превращусь потом в важную чиновницу… Смешно, правда?
– Да, смешно… – осторожно улыбнулась Майя. – В наше время даже институтов таких не было.
– Ну да… А к нам знаешь какой конкурс большой? Все так и рвутся, хоть и дорого платить надо…
– Так ты за деньгами, поди, приехала? – выглянула в прихожую Алевтина. – Вроде недавно платили…
– Ой, мам, да когда недавно-то? Перед Новым годом еще! – продолжила подпрыгивать в сестринских объятиях Юлька. – Ой, Маечка, сестренка ты моя дорогая… Какая же ты красавица у нас…
– Ну, нашла красавицу… Это ты у нас красавица! – осторожно отстранила ее от себя Майя. – Раздевайся, пойдем ужинать, расскажешь про себя все…
– Ой, да чего там ей рассказывать! – махнула в их сторону рукой Алевтина. – У нее всегда одни рассказы – «денег дай» называются. То на учебу, то на наряды…
– Ну, мам… Ну чего ты? – обиженно повернулась к ней Юлька. – Ты ж сама хотела, чтоб я в этот институт учиться поехала… Там и платить-то всего два года осталось…
– Ну да. Ну да. Два года… – грустно и виновато проговорила Алевтина, осторожно покосившись на Майю. – Да если б раньше знать, что он такой дорогой, этот твой институт… Я бы хоть на черный день чего подкопила…
– А… что случилось, мам? Я не понимаю… Маечка, в чем дело? – переводила Юлька красиво подкрашенные глаза с матери на сестру и обратно. – У нас что-то случилось, да? А… Маечка, почему ты здесь вообще? А Леня с тобой приехал?
– Нет, Юлечка. Мы с Леней разводимся. Придется тебе самой теперь как-то за учебу платить.
– Что?! Ты с ума сошла? Как? Как я буду платить?
– Ну, переведешься на вечернее отделение, работать пойдешь…
– Да нет у нас ни вечернего, ни заочного! Это вообще специализированный институт, понимаешь? Туда одну элиту берут! И то за большие деньги! Мне что теперь, три года вообще из жизни выбросить, да?
Хорошенькое Юлькино личико сморщилось капризно и горестно, глаза тут же пошли поволокой, приготовившись пустить первую слезу. Однако Алевтина успела-таки опередить свою младшую дочь, проговорила сердито:
– Чего реветь-то наладилась, дуреха? Правильно тебе Майка сказала – работать пойдешь! Чай, не всем студентам родители могут такие деньжищи давать, многие вечерами подрабатывают…
– Да куда, куда я пойду работать, мам? Полы, что ли, мыть? – горестно развела руками Юлька.
– Приспичит, и полы помоешь! – продолжала грустно сердиться на дочь Алевтина. – Чай, не в барских хоромах выросла! Майка вон, когда в школе училась, тоже приходила ко мне полы мыть…
– Ой, да когда это было, мам… Сейчас так не принято… Тем более в нашем институте… Ой, да если увидит кто…
Коротко всхлипнув, она вдруг замолчала, словно передумала плакать. Словно горе ее было таким огромным, что и простых слез не стоило. Сидела, вытаращив огромные глаза на мать и сестру, сморгнула одинокую слезу. Потом провела указательным пальцем под носом туда-сюда – совсем по-детски. Видимо, этот сопливый детский жест Майю и доконал. И в самом деле, чего теперь с девчонки спрашивать? Сами за руку привели в хорошую жизнь, а теперь – иди полы мой…