– Господи, Мстислава… Неужели это и впрямь вот так… просто? Не может быть…
– А вот и может! Это юриспруденция, дорогая моя. Сухая наука, основанная на букве закона. Вроде всем кругом понятно, что да как, а буковка закона плевать хотела на это ваше понятие. Нам, главное дело, эту буковку отыскать вовремя да на свет вытащить. Так что будем взыскивать алименты с твоего бывшего! Из твоего рассказа я поняла, что там очень даже будет что взыскивать… Я молодой адвокат, конечно, но у меня кой-какой опыт в таких делах уже есть… И недорого возьму из соображений личной симпатии! Да и дело интересное в принципе…
– Ну да. Интересное. Наверное, – повертела головой Майя, оторопев от ее напора. – Только знаешь… Как бы тебе это объяснить? В общем, я еще не до конца решила… Я еще подумаю немного, можно?
– Хм… А чего тут решать? – пожала удивленно плечами Мстислава. – Тут не думать, тут действовать надо! А в чем, в чем причина твоей этой задумчивости, объясни?
– Ну, она сути дела, в общем, не касается… Понимаешь, я и без того все эти годы, живя с мужем, себя дрянью последней чувствовала, а сейчас еще и так вот сделаю! Нехорошо, совестно как-то…
– Да ради бога… Думай, конечно, что ж… – удивленно-сердито пожала плечами Мстислава, – ради бога, мне-то что. Только учти, Майя… Быть дрянью обеспеченной – это одно дело, а вот дрянью нищей – совсем другое. Или ты думаешь, что в честной бедности жизнь свою хорошо проживешь? В гладе, в хладе, в вечной работе? Да ничего подобного! Такой номер в наше нелегкое время уже не проходит, к сожалению. Новое время другого от женщины требует – как хочешь извернись, любую шкуру на себя натяни, морду всмятку разбей, а материальную сторону себе обеспечь. Чтобы жить нормально, надо быть сукой, если хочешь. А другого не дано. Уж извини, говорю, как есть.
– Что ж, спасибо за откровенность. А только не хочется быть совсем уж сукой, как ты говоришь.
– Так ты все равно рано или поздно ею станешь! От бедности, от безысходности. От злости. Злость и бедность – они всегда рядом идут, рука об руку. Так что не торопись в свои праведные сомнения, Майя. Хотя, если хочешь, и впрямь подумай…
– Да. Я подумаю, пожалуй. Сколько я должна за консультацию?
– Да ничего не должна. Приходи. Буду ждать. Только позвони прежде, я договор подготовлю. И исковое, которое по почте пришло, не забудь взять!
– Да, да, конечно… – пятясь к двери и вежливо улыбаясь, проговорила Майя. – До свидания, Мстислава!
– Всего доброго…
Майя не помнила, как приплелась домой после своего похода. Ничего никому не сказав, прошла сразу к себе, легла, натянув на голову плед. Хорошо под ним, темно, ничего не видно, не слышно… Только сердце стучит, как у загнанной в клетку птицы. Или как у страуса, засунувшего от страха голову в теплый песок. Хотя от звуков все равно никуда не денешься – вот скрипнули тихо и жалобно половицы под отечными материнскими ногами, вот весело и громко заговорили пришедшие домой Темка с Сашкой и тут же умолкли, остановленные болезненным маминым то ли всхлипом, то ли вздохом. И ночью было слышно, как она ворочалась на своей постели, тяжело постанывая, как плакала, пришептывая что-то свое, горестное и тихое.
А потом было обычное их утро – запах свежесваренного кофе, шкварчание яичницы на сковороде, умытые лица Темки и Сашки, мамина спина возле плиты. Обернулась навстречу – на, смотри. Никуда ты от этого материнского тоскливого лица и не спрячешься. И от мутных болезненно припухших глаз с красными прожилками воспаленных капилляров тоже не спрячешься. Сбежать можешь, от завтрака отказавшись, – это да. Только куда сбежишь-то? Вечером все равно домой придешь, в те же больные материнские глаза глянешь. А вечер, он тут как тут, наплывает звенящими апрельскими сумерками, домой гонит… Можно опять же под пледом спрятаться, можно и у окна постоять, посмотреть, как стучит апрельский дождь в стекло первыми робкими каплями, и они разлетаются наискосок брызгами, образуя строгие параллельные прямые, слегка подсвеченные горящей у входа в подъезд хилой лампочкой. Плюх – еще одна капля разбилась. Плюх – еще одна. Так вот и ее жизнь разбилась. Не осталось ничего целого. Только мелкие-мелкие капельки. А своей жизни уже нет. Одна дрянь осталась. Чего ее жалеть-то теперь…
Мстислава ее звонку ничуть не удивилась. Наоборот, начала разговор так, будто давно они обо всем условились, будто дело оставалось за небольшим – лишь детали дополнительные обсудить.