— Слушай, Юльчик. А пожрать тут ничего не найти? — улыбнулся Алексей.
— Могу предложить мое самое коронное блюдо, — бодро ответила я. — Оно у меня получается лучше всего. А здесь, на даче, оно просто великолепно.
— Пангасиус в белом вине? — шутливо поднял бровь взъерошенный и невероятно притягательный Рубин.
— Картошка в мундире, — отрапортовала я.
— Вот это по мне, — одобрительно кивнул Алексей.
Я смотрела, как он лопает картошку с маслом, обжигаясь и спеша, и старалась запомнить его таким. Минуты молниеносно протекали сквозь наши пальцы, наши тела и все наши поцелуи. Мне было одновременно и жутко, и радостно быть рядом с Алексеем. Я точно понимала, что никогда больше со мной не повторится ничего подобного. И от понимания этого хотелось допить до самого дна этот напиток. Пусть даже он немного горчил от скорой разлуки.
Еще на одну ночь мы остались вместе, а утром вернулись в гостиницу, где у Алексея остались его невероятно грязные вещи и красная сумка «Адидас» с документами. Мы уже не были просто случайными знакомыми. Телесная, физическая близость моментально меняет все. Ты можешь еще ничего не знать о человеке, но уже чувствуешь, что возможно или невозможно между вами. С Алексеем было возможно все. Мне было очень страшно, ведь наутро он уезжал, а мне предстояло вернуться в свой привычный серый мирок, с одним ярким пятнышком в виде Артема и с лучиком света от солнца — Ольки.
— Ты что такая грустная? — все время спрашивал меня Рубин. — Тебе плохо со мной?
— Ты уезжаешь. Вот и все, — вздыхала я. — Но ты не обращай внимания. Я сильная, я справлюсь. Лучше расскажи еще о своей работе. Это как сказка. Так правда бывает? Ты ничего не придумал?
— Я ничего не придумал. Может, где-то чуть приврал.
— И ты был в Исландии?
— Был, — улыбался Алексей.
— И в Чили?
— И в Боливии.
— Расскажи.
И он рассказывал. Объяснял, что пороги делятся на категории сложности. Три плюс, четыре плюс.
— А пять? — я как ребенок прижималась к нему, позволяя Алексею делать со мной все, что только вздумается.
— А при пяти с тобой было бы вот что, — смеялся он, переворачивая меня на спину и прижимая к кровати. — Вода прибила бы тебя к камням. Пришлось бы идти и вытаскивать тебя. Вот так, аккуратненько, понемножку. Чтобы не повредить, не поранить.
— Боже мой, как бы я хотела увидеть это все своими глазами! — в порыве восторга поделилась я.
Алексей вдруг как-то серьезно посмотрел на меня.
— Правда?
— Ага, — кивнула я.
Он, можно сказать, испепелял меня взглядом.
— Это, понимаешь, удовольствие далеко не для всех. Но ты имей в виду, я тебя как-нибудь обязательно с собой возьму. Вот только потом не плачь.
— Ой, как страшно. Это почему же я должна заплакать? — притворилась я обиженной.
— Ты хоть в какой-нибудь поход ходила? Хоть раз? — прищурился он.
— Ну-ка… дай подумать… нет. Какая жалость! — Я хлопнула в ладоши, как фокусник, вызывающий с неба дождь из серпантина. Алексей рассмеялся и притянул меня к себе.
— Тогда тебя ждет масса неожиданностей.
— Например? — Я прижалась к нему и сделала вид, что мне все это интересно. Только чтобы ему не пришло в голову меня отпустить.
— Ну, например, в походе не подают этот, как его… — он щелкнул пальцами, — капучино.
— Ах, трагедия. Я больше люблю воду.
— Потом там надо много работать руками и ногами. Иногда к вечеру падаешь от усталости.
— Ну, напугал, — засмеялась я. — Да после целого дня в банке я стабильно падаю от усталости. И, заметь, безо всякого удовольствия.
— Хорошо. Но в походе тебе придется спать в палатках. На голой земле, в спальниках. Иногда всего по нескольку часов. Выдержишь? — он с интересом смотрел на меня.
— О, если с тобой, то готова обойтись даже без спальника! — кивнула я.
— Молодец! Уважаю. — Он улыбнулся и завалился на подушку. — Слушай, ты серьезно?!
— Вполне. — Я была готова пообещать ему луну с неба, чтобы сделать ему приятно.
— Знаешь, я просто волнуюсь, что я завтра уеду, а ты выкинешь меня из головы и займешься своими банковскими делами. А я этого не прощу.
— Я что, должна уволиться с работы? — опешила я.
— Нет. Но ты не имеешь права выкидывать меня из головы. Я должен быть там постоянно. Где бы я ни был, что бы я ни делал — я буду помнить о тебе. И ты — если ты, конечно, действительно хочешь быть со мной, — ты тоже должна всегда помнить, что у тебя есть я.