— И ты видел это своими глазами? — сквозь сон переспросила я.
— Сейчас все это видишь и ты, — тихонько шепнул он мне и обнял за плечи. Так мы и лежали в темноте гостиничного номера, он тихо что-то рассказывал, а мне снились заснеженные горы, среди которых я даже, кажется, узнала одну. Эверест. Впрочем, может, я просто вспомнила во сне знакомое название.
Утром меня разбудил стук в дверь. Стучала уборщица. В наших отелях, в отличие от всего цивилизованного мира, уборщицы и горничные будут исполнять свои обязанности не тогда, когда гостей нет в номере, а тогда, когда им удобно. А табличку «не беспокоить» они воспринимают только как сигнал к тому, что надо громче стучать. Я открыла глаза и обнаружила рядом с собой Алексея. У него было по-детски заспанное, немного помятое лицо. Одна ладонь была затеряна в его прямых черных волосах, словно бы он ею во сне поправляет челку. А вторая рука… лежала у меня на груди, доверчиво и не без удовольствия прижимая меня к себе. Рука была тяжелая, а когда я попыталась выбраться из-под нее, чтобы послать стучащего на три всем известные и всенародно любимые буквы, Алексей неожиданно сжал меня так, что я охнула от боли.
— Что? Что? — он встряхнулся, дернулся и сел на кровати, с недоумением осматривая номер.
— Там стучат. Наверное, долбаная горничная. А мне пора на работу, — ласково, как только могла, пояснила я.
Тот факт, что после ночи с этим драгоценным Рубином в одной постели я все еще хранила верность своему жениху (о котором, если честно, так ни разу и не вспомнила), с одной стороны, говорил много лестного в пользу моего нового знакомого. А с другой стороны, немало меня огорчал. Настало утро, солнечные лучи заполнили светом пространство обычного гостиничного номера с безликой обстановкой. Пора было уже признаваться, что я места себе не нахожу от восторга, который охватывает меня при виде Алексея. Пожалуй, такого со мной не было со времен знакомства с Михаилом Артуровичем.
— Ты как?
— Я? Прекрасно! — улыбнулась я.
— Послушай, а тебе так уж обязательно ехать на работу? — скромно потупив очи, спросил Алексей. Я расхохоталась.
— А что? Какие-то планы?
— Ну, понимаешь… Работа от тебя никуда не убежит, а я…
— А ты, конечно же, убежишь, — с улыбкой кивнула я.
Он был просто неописуемо прекрасен в мятой футболке, в джинсах, которые были ему коротки. Он был прекрасен с головы до пят. Какая, к черту, работа!
— Я — нет, я не это имел в виду. Я тоже никуда не убегу. Но завтра утром я уеду.
— Уедешь? — переспросила я. Как же, ведь он не москвич. Он здесь проездом из Дели в Рязань. Кстати, все-таки Дели — это где? Хоть убей, не помню. Индия?
— Ну конечно. Но я тебе позвоню, — поспешил заверить меня Алексей.
Я собралась с силами. Ну и что? Пусть он уедет. Пусть не позвонит. Пусть такие прекрасные мужчины водятся в Москве только проездом, и то все заляпанные в грязи. Пусть у меня будет хотя бы сегодняшний день. А завтра — это совершенно не важно.
— И какая у нас программа? Я сейчас позвоню на работу и скажу, что у меня Очень Страшный Грипп. Я буду кашлять и стонать очень правдоподобно, так что смотри сам не поверь, — нахмурила я брови и попыталась сделать «кхе-кхе».
— Очень достоверно, — зааплодировал мне Алексей. — А потом ты покажешь мне самое свое любимое место на земле.
— Это какое?
— Ну как же? То, о котором ты мне так красиво рассказывала.
— Ты про дачу, что ли? — догадалась я. — Ой, это нереально. До нее больше ста километров.
— Сколько? — ахнул Алексей.
— Сто двадцать, если быть точной. От вокзала.
— Всего?! И ты хотела меня напугать какой-то сотней километров?!
— Ну, не то чтобы напугать, — растерялась я.
Значит, дача. Час от часу не легче. Нет, он все-таки совершенно странный парень. Провел со мной целую ночь в гостинице, не тронул и пальцем (хотя нет, пальцем-то тронул, но, кажется, непреднамеренно), и теперь нет чтобы организовать нормальное свидание, ведь видно же, что я уже не то что не против, а даже наоборот — всеми руками «за», изъявил желание поехать черт-те куда.
Мы тряслись в плохо отапливаемой электричке, держась за руки. Все-таки это дико приятно, ехать вот так, держась за руки. Михаил Артурович мог, конечно, взять меня под локоток, если тому соответствовал момент. Но держать в ладонях мои ладони — в этом было слишком много личного, слишком много слабости и доверия, которое так не выносят мужчины.