– Ларка, ты чего? Ты как вошла, что мы тебя не услышали?
Гришин голос звучал спокойно и в то же время немного вкрадчиво, и сразу чувствовалось по этой вкрадчивости, что есть, есть у него опыт общения с этой новой «Бритни Спирс». С немножко сумасшедшей. По крайней мере, Диле очень хотелось, чтобы он был. Вот Гриша сделал первый шаг ей навстречу, взмахнул рукой, чуть прокашлялся, пытаясь прочистить горло, проговорил почти весело:
– Послушай, Лар…
– Пошел вон… Немедленно пошел вон отсюда… – дрогнув бледными, почти пергаментными крыльями носа, тихо проговорила Лара.
От ее тихого голоса у Дили мороз прошел по коже. Потому что и голос тоже был не Ларин. Жесткий, сухой, исполненный ледяным презрением, он шел откуда-то из груди, будто Лара не говорила, а чревовещала.
– Это ты так, значит, с дочерью приходишь общаться, да? Приятное с полезным совмещаешь? А что для тебя приятнее, что полезнее? Твоя дочь или эта таджичка? И как это ты, чистоплюй, вдруг взял и с таджичкой замутил? Не похоже на тебя…
– Лара! Прекрати! Что ты несешь, опомнись! Ты же не в себе, Лара! – вскинул руки над головой Гриша и почему-то досадливо скосил глаза на Дилю, будто она и впрямь была виновата во всей этой нелепой истории.
– Да я-то как раз в себе. Уйди, слышишь? Не доводи до греха. Ты меня знаешь.
– Но мы же…
– Уйди! Мне нет дела, чем вы тут занимались!
Она вдруг задышала тяжело, схватилась за горло, прямо посмотрела Грише в глаза. Он отшатнулся, как от удара, потом сник, вяло махнул рукой:
– В таком состоянии с тобой бесполезно разговаривать… Все равно не услышишь, я знаю. Ладно, потом поговорим. Когда в себя придешь.
Он быстро прошел мимо нее, и тут же в прихожей хлопнула дверь, будто он выскочил не одевшись. А может, так оно и было. Сбежал, ничего не объяснив. Вот и вся мужская благодарность. Оставайтесь, мол, девушки, разруливайте ситуацию, как можете. Хотя чего тут разруливать? По сути, нечего и разруливать…
– Лар! Я тебе сейчас все расскажу! – как можно тверже произнесла Диля, стараясь не смотреть Ларе в глаза. Очень уж страшно было.
– Не надо мне ничего рассказывать. Собирайся и уходи.
– Но выслушай меня, пожалуйста! Я же ни в чем перед тобой не виновата! Я, наоборот…
– Все, хватит. Я поняла. Я прекрасно видела твое «наоборот». Где твои вещи?
Лара говорила так, будто с трудом сдерживала кипящие внутри злые эмоции. Из последних сил. Видно было, как лихорадка сотрясает ее красивое стройное тело, и челюсти сжимаются с силой, и ладони в кулаки, и горло трепещет от скопившегося там крика. В самом деле, лучше бы уж закричала. Можно было б собраться с духом и прокричать что-то в ответ с надеждой, что услышит, поймет… А не поймет, так гнев наружу выплеснет. Все было бы лучше. А так…
Скинув шубу, Лара решительно шагнула к шкафу, рванула на себя дверь отделения, отведенного для Дилиных вещей, начала выбрасывать и кидать на ковер все подряд. Диля стояла в сторонке, замерев от ужаса и прижав кулачки к горящим щекам. Вот полетела ей под ноги сумка с документами, и почему-то выскользнул и жалко отскочил в сторону ее таджикский паспорт в синей клеенчатой обложке, вот несколько книжечек с фотографиями, увезенными из дома, – она их недавно Ларе показывала, – вот Ларины дареные вещи, совсем новые…
Даже от Лариной спины шел в ее сторону гнев и холод. Нет, не помог бы ей никакой эмоциональный выплеск. Было в ней в этот момент что-то непробиваемое, глухое, железобетонное. И еще – для Дили очень обидное. Все вертелось и вертелось в голове Ларино недавно брошенное: «…как это ты, чистоплюй, с таджичкой замутил»… Надо было что-то делать, что-то говорить, не стоять столбом, а у нее все в голове вертелось. Лишь когда Лара с грохотом достала с верхней полки чемодан на колесиках – свой, большой, очень щегольский – и стала запихивать в него разбросанные по ковру вещи, ей удалось выдавить из себя:
– Ничего мне твоего не надо… Оставь…
Резко выпрямившись, Лара вдруг ткнула ей в лицо указательным пальцем, произнесла уже визгливо, на истерике:
– Да! Я же чуть не забыла! Я же не рассчиталась с тобой за услуги!
Живо оглядевшись по сторонам, она мягкой рысью бросилась в прихожую и тут же вернулась с сумочкой, рванула дрожащими пальцами «молнию». Достав из кошелька пачечку тысячных бумажек, протянула их резко Диле не считая:
– На! Возьми! И мы в расчете, надеюсь!
Диля стояла, глядела на сунутую ей под нос пачечку, на Ларины красивые длинные пальцы с модным французским маникюром. Надо было протянуть руку, взять, но рука отчего-то не поднималась, будто онемела. Казалось, и все пространство гостиной пребывает сейчас в немоте от концентрации Лариного эмоционального безумия. Диля даже не сразу почувствовала, как ткнулась ей в ладонь голова Алишера, как он прижался к ее боку, еще теплый со сна, ничего не понимающий.