– Самое обидное, что он не принимает меня как личность. Я для него просто домашний атрибут, что-то вроде дивана. Старый, а выкинуть жалко…
– А вы личность? – иронично поднял бровь он.
– Для вас, мужиков, – только тот личность, у кого есть чемодан с деньгами. Или два.
– Это не так, – смягчился он. – Совсем нет. Для нас личность тот, кто имеет большой счет в швейцарском банке и кто смог обойти нас по служебной лестнице. А всяких козлов с чемоданом денег полно. Среди бандитов, например.
– А вы что, их презираете? – удивилась я.
– А вы что, решили, что я сам из бандитов? – Григорий даже оторвался от протокола и пристально посмотрел мне в глаза. Надо же, как от его взгляда пробирает. Интересно, всех или только меня? Вроде бы и нет в нем ничего особенного. Ну, мужик, ну, в джипе. Ну, колючий, проницательный взгляд. И все же хочется или сбежать на край света, или моментально согласиться на все его условия. Странный такой эффект. Как будто чувствуешь, что эти глаза много раз вот так же смотрели на людей, которые после этого падали замертво от выстрела его пистолета.
– Вот еще! – на всякий случай замотала головой я, хотя именно так и решила. И причем никак не тянул он на нормального среднестатистического бандита. Если уж начистоту, то он не просто бандит, а что-то типа их авторитета. Сидит и решает, кому жить, а кому умереть. С таким взглядом можно самую суть человеческую увидеть. Или даже нет, он не авторитет. Он, скорее всего, какой-нибудь особенный киллер. Холодный, спокойный, расчетливый. Ничего личного, только бизнес… брр. Григорий молчал, но его молчание не было безопасным. Он просто молча смотрел на меня, как опытный охотник, рассматривающий сомнительных достоинств добычу на предмет того, брать ее или не брать. Может, пусть еще побегает, подрастет.
– Конечно, решили! – Он довольно хлопнул себя по коленке. – И что думаете – я опасен?
– С чего вам это в голову пришло? – У меня вырвался нервный смешок, мысль о том, что я сижу в большущей дорогой машине с мужчиной, о котором совершенно ничего не знаю, и так откровенна, напугала меня. Захотелось на улицу, в дождь. И еще я подумала, что не очень понимаю, зачем он заполняет этот протокол, да еще и с таким старанием, словно не он в меня врезался, а я в него. Ведь ни одна разумная ГАИ никогда не присудит ему выигрыш: слишком исчерпывающе его автомобиль влит в мой бампер. Так зачем, зачем ему понадобился мой адрес и данные паспорта? Ой, сдается мне, что снова я нашла себе неприятности на голову, будь они неладны.
Глава третья,
в которой, собственно,
ничего другого от меня и не ждали
Иногда так получается, что одна-единственная мысль, пусть даже маленькая, но острая, как нож, рассекает человека пополам, отнимая способность мыслить здраво и взвешенно. Человек в силу своей природы способен оставить без внимания очень многое. Грубость речи, неказистость манер, непрезентабельная внешность или не слишком-то хорошее мнение о себе у собеседника – все это может не привести к окончанию дискуссии. Но если вдруг, пусть даже не очень-то преднамеренно, один вызовет у другого приступ беспричинного страха, всякое общение становится под угрозу. Страх – самый жесткий тормоз для человеческой психики, который только можно представить. Самое ужасное, что как профессионал я прекрасно понимаю, что у страха глаза велики и что, испугавшись, человек уже не в состоянии определить объективную степень опасности. Понимаю, но сделать-то что я могу? Если вспомнить эпохальный фильм Тарантино «Криминальное чтиво», то там очень ярко и четко показан подобный феномен. Пара парней без особых мозгов, способностей и устрашающих приемов заходят в гостиничный номер к троим или даже четверым, не помню точно, таким же молодым и сильным парням, мгновенно вгоняют их в ступор, произнеся лишь фразу «мы от Марселлоса Воллеса». Далее они продолжают беседу о всяческой ерунде и даже пытаются вовлечь в свой разговор тех, к кому они, собственно, явились с разборками, но хозяева номера просто парализованы ужасом. Они боятся вовсе не этих вполне спокойных парней, спрашивающих их о завтраке. Нет, они приходят в ужас от своих собственных представлений о том, как именно должны действовать в подобных случаях люди, пришедшие от «Марселлоса Воллеса». Их фантазия подсказывает кошмары столь ужасные, что они и слова-то вымолвить не могут, не то чтобы попробовать договориться полюбовно, отдав, например, деньги. Естественно, с людьми в подобном состоянии можно сделать все, что угодно. И когда Григорий, ласково глядя мне в глаза, спросил, считаю ли я его опасным, то я тоже инстинктивно испугалась. Естественно, не его конкретно, а своих представлений о том, что и как могут сделать со мной бандиты. Если я, конечно, попадусь к ним в лапы.