– Да в чем? Ни в чем я тебя не обвиняю, – призналась мама. – В конце концов, это твоя жизнь.
– Да уж. Моя чертова жизнь! – еще горше зарыдала я.
В этот момент, видимо от невозможности проводить через себя столь сильный и дурацкий эмоциональный поток, мобильная связь отключилась, и мама пропала в трубке, оставив меня посреди комнаты, зареванную, в одиннадцать вечера. Новогоднего вечера, между прочим.
– Нет, ну это какой-то просто кошмар. Ты не должна была отвечать. Что она делает? Хочет, чтобы ты с ума сошла? Или сидела под ее юбкой всю жизнь? Ты же взрослая женщина и имеешь право делать все, что тебе вздумается.
– Да-а, – ревела я.
Федор растерянно посмотрел на меня, на мою истерику, на тушь, размазанную по лицу, потом вздохнул, подошел к новогоднему столу, налил мне стопку коньяку, заставил выпить.
– Пойдем.
– Куда? – всхлипнула я.
– Умоемся, девочка моя, – ласково улыбнулся он. – Краситься придется заново.
– Опять перевод макияжа? – сквозь слезы я попыталась ответить ему улыбкой.
Улыбка получилась так себе, но Федор взял меня под руки и отвел в ванную, где забрал у меня из рук телефон, положил его на зеркало, а потом долго меня умывал, посадив к себе на колени, как заботливый папаша, и шептал мне в ухо какие-то глупости. Я прижималась к нему и мечтала о том, чтобы этот момент не кончился никогда.
– Ты не представляешь, как это возбуждает, когда в твоих руках бьется и плачет красивая женщина. Такая нежная, такая расстроенная.
– Возбуждает? – обиженно посмотрела на него я.
Он обхватил мое лицо ладонями и поцеловал меня долгим, страстным поцелуем, а потом расстегнул на мне праздничное красное платье, то самое, которое провело столько лет у меня на антресоли и которое Федор очень любил. Он медленно и аккуратно провел пальцем по спине, раскрывая длинную молнию, и стянул с меня платье. Долго, не отрываясь, он рассматривал меня, не пропуская ни миллиметра, а я дрожала и горела под его взглядом, не смея пошевелиться, чтобы не разрушить что-то невидимое, захватившее нас. Он провел кончиками пальцев по моему лицу, схватил меня за плечи, притянул к себе. Сидя на бортике ванной, он прижался лицом к моей груди и шумно вздохнул.
– Ты просто восхитительна.
– Ты тоже, – еле смогла выдохнуть я, как вдруг опять зазвонил телефон.
– Не бери, – замотал головой он. Я привстала и посмотрела на дисплей. Мама.
– О боже, чего она от меня хочет? – запаниковала я, хватая телефон.
– Подожди, – решительно отобрал у меня телефон и вдруг, несмотря на то что я чуть не сошла с ума от ужаса, ответил сам. – Алло? – произнес он как ни в чем не бывало, отмахиваясь от меня. Я прыгала и пыталась вырвать телефон из его рук, но он же настолько выше, настолько сильнее. Мне было не победить.
– Кто это? – раздался мамин голос. Федор как-то переставил аппарат на громкую связь.
– Это Федор. То есть тот мужик, если вам угодно, – ехидно добавил он. – Вы уж извините, но Мария сейчас подойти никак не может. Она перезвонит вам. В следующем году. А пока мы оба желаем вам счастья, крепкого здоровья и денег побольше.
– Спасибо, – сквозь зубы ответила мама.
– Что-нибудь Марии передать?
– Передайте, чтобы… чтобы перезвонила потом. И еще вот что. Федор, да?
– Да, – кивнул он.
– Прошу вас, поймите, если вы только способны такое понять. Маша – девочка очень хорошая. Не сделайте ей больно. Она этого не заслужила, – сказала мама строгим голосом.
– Ну, конечно, – серьезно ответил Федор, подмигивая при этом мне. Я стояла в ужасе, ни жива ни мертва. – И знаете, я думаю, что вы правы. Так что… вы бы тоже лучше перестали делать ей больно. И вообще, давайте жить дружно. Светлана…
– Афанасьевна, – еле слышно подсказала я.
– Светлана Афанасьевна.
– И передайте ей, что мы ее с Соней очень хотим видеть. У нас для Сони подарки. Передадите?
– Да. Передам, конечно. Думаю, она приедет числа второго. Нормально?
– Хорошо.
– С Новым годом, Светлана Афанасьевна.
– С Новым годом… Федор, – с трудом заставила себя выговорить мама. И повесила трубку.
Только после этого я хоть как-то смогла выдохнуть. Федор посмотрел на меня, ухмыльнулся, протянул руки и скомандовал:
– Иди-ка ты ко мне, моя девочка.
– А ты не сделаешь мне больно? – уточнила я с наигранно-серьезным лицом.
– Ну что ты, ведь твоя мама мне запретила. Ну, если только чуть-чуть. Но, думаю, тебе понравится.