– Вот, пожалуйста, – Федя протянул ему документы. Румяный Васьков с интересом осмотрел мое бледное помятое праздниками лицо. Осмотром он явно остался доволен.
– Вы что же не остановились по требованию инспектора? Вы знаете, что это грубейшее нарушение?
– Вы меня извините, – возмутился Федя, – но вас в снегу этом вообще не видно. Пост не стационарный. Я вас просто не заметил.
– Не заметили? – еще радостнее переспросил лейтенант, еле сдерживая улыбку. – Выйдите из машины, пожалуйста.
– Зачем? – раздраженно переспросил Федя, но инспектор с документами уже открывал дверь, так что ничего не оставалось, как следовать за ним. Я тоже вышла, хотя Федор и сказал мне ждать в машине. Мне было душно, так что подышать пару минут воздухом я была не против.
– Так что, Федор Иванович, выпивали? Пройдитесь по прямой, – радостно потребовал лейтенант.
– Выпивал? – растерялся Федя, с трудом преодолевая дистанцию из-за льда и сугробов. – Ну да, выпивал. На Новый год. Но не вчера. И уж точно не сегодня.
– Рассказывайте, – уверенно и довольно улыбнулся милиционер. – Так что, будем дышать или как?
– Будем-будем, – без тени сомнений кивнул Федя, решительно направляясь к нему. Лейтенант с искоркой мелькнувшего сомнения достал из сумки какой-то маленький приборчик и подставил Феде. Тот же, не отрывая глаз от мрачнеющего лейтенанта, сделал глубокий вдох и выдохнул в трубку.
– Ну что? – крикнул лейтенанту напарник из мигающей машины. Лейтенант с обидой смотрел на прибор.
– Трезвый?! – то ли сказал, то ли спросил он, глядя на Федю. Тот нахально улыбнулся и кивнул:
– Я же сказал, что не пил.
– Но как-то странно, – смущенно пробормотал лейтенант и потряс прибор, проверяя его на предмет поломок. – Стали бы вы трезвый так плестись по пустой дороге. Сорок километров в час!
– Ах, это?! – вдруг расплылся в улыбке мой Федя. – Так меня жена попросила.
– Жена? – про себя повторила я, чуть не выпрыгнув из сапог от изумления. Он что, действительно назвал меня женой?
– Он трезвый! – крикнул тогда лейтенант напарнику и, повернувшись, чтобы отдать Феде документы, с обидой пробурчал: – Только время на вас убили.
– Уж извините, – еле сдерживая смех, ответил Федя. И только когда двери захлопнулись и мы снова поплелись по дороге, мы захохотали.
– Только время убил! – повторила я, вытирая слезу в уголке глаз. – Ты видел его лицо? Ой, не могу!
– А ты думала. У них с пьяного на месте берут пятьдесят тысяч, а в отделении сто. Еще бы ему не обижаться, – смеялся Федя.
– А почему ты сказал, что я – твоя жена? – все еще смеясь, зачем-то спросила я.
– Как-то просто само вырвалось. Ну, не объяснять же ему, кто ты.
– А кто я? – полюбопытствовала я.
– А я и сам не знаю. Моя женщина.
– Это здорово, – кивнула я, подумав, что это слово – женщина – большой прогресс. До этого была только любовница.
– Приехали, женщина, – грустно заметил он. Мы стояли около моей пятиэтажки, в окнах на втором этаже горел свет и двигались тени. Мне вдруг стало страшно и совсем расхотелось туда идти. Может быть, позвонить и все отменить? Не надо никаких разговоров, никаких выяснений. Встречусь с мамой в городе, посидим в кафе, привыкнем потихоньку к тому, что все стало иначе.
– Мам, а у бабушки тоже елка стоит? – спросила с заднего сиденья Соня.
– Наверняка, – за меня ответил Федор. – А может, к ним тоже Дед Мороз прилетал.
– Мам, ну чего ты сидишь? Пойдем же, – поторопила меня нетерпеливая дочь. Я вздохнула и представила себе, что на мне противогаз и костюм химической защиты. Как бы они там ни «воняли», я ничего не почувствую. Хорошо, вперед, только вперед.
– Я приеду к вечеру и позвоню, как буду на месте, – пообещал Федя, поцеловав меня на прощание. Я увидела, как кто-то теребит штору на кухне и пытается разглядеть нас.
– Мне пора, – отстранилась я. Через минуту мы стояли перед дверью и ждали, пока ее нам откроют.
– Знаешь, мам, я не хочу играть с Веником. Я же не просила мне брата, почему я должна с ним играть? – спросила Соня.
– Не должна. Знаешь, я ведь тоже не просила сестру. Она была уже, когда я родилась.
– Ага, – с пониманием кивнула Соня. Дверь распахнулась, и в проеме нарисовалась сияющая, полная оптимизма мама, а за ней немного угрюмый, но явно проинструктированный и укрощенный папа.
– Здравствуй, Сонечка. Как ты выросла, а что ты такая бледненькая? – умилилась мама.