И было невооруженным глазом видно, как в медлительном, послушно-равнодушном и безысходном кивании красивой головы Виктора Николаевича уже просматривалась дальнейшая судьба глупой сексапильной секретарши, а также нехорошая перспектива месячной премии для незадачливо-вездесущего Сергеева. Маруся поначалу жалела Виктора Николаевича – очень безысходно-обидными показались ей эти его ежевечерние перед женой отчеты. А потом и сама не заметила, как так же вот, придя с работы, сидит и рассказывает Ксении Львовне о своем прошедшем рабочем дне, причем во всех подробностях… Она-то зачем докладывает, господи? Что за напасть? Никакого же вроде прямого отношения ее строительная фирма к стоматологии не имеет! И тем не менее…
– А это у мамы принцип жизни такой, ты не удивляйся… – грустно усмехнулся Никита, когда она поделилась с ним своим наблюдением. – Отец однажды совершенно стихотворное этому принципу определение дал – «благих намерений короткий поводок…».
– А почему благих намерений? Ведь это же вообще-то плохо – чувствовать себя на коротком поводке?
– Ну почему же – плохо? Мама считает, что все, что идет во благо единения семьи, не может быть плохо. Ты же сама вечером перед ней душу наизнанку выворачиваешь, ведь правда? Вон она, мол, я, в чистом виде, ничего больше за мной нет, никаких недосказанностей…
– Ну да… Получается, что так… – задумчиво проговорила Маруся. – И даже получается, что плохого в этом ничего нет… А только…
– Что – только? – с интересом и каким-то болезненным любопытством уставился на нее Никита.
– Не знаю, Никит… – снова задумчиво подняла она на него глаза. – Мне, конечно, и скрывать-то особо нечего, действительно можно всю себя на тарелочке выложить, жалко, что ли… Но…
– Марусенька! – тут же прозвучал после короткого стука в открывшуюся дверь их комнаты веселый голосок Ксении Львовны. – Ты не забыла, солнышко, что у нас с тобой на завтра большой шопинг запланирован?
Вздрогнув, Маруся повернулась к ней быстро и виновато, будто ее уличили в чем. Будто могла слышать этот их диалог с Никитой Ксения Львовна. Но ведь не могла же, в самом деле… Не будет она под дверью подслушивать…
– Нет, не забыла, Ксения Львовна. А что будем покупать? – внутренне встряхнувшись, спросила она как ни в чем не бывало.
– Как это – что? Одевать тебя будем! Во всякие модные тряпочки!
– Ой… Так недавно же столько всего купили… Я и надеть-то все еще не успела…
– А почему не успела? Ты же каждый день на работу ходишь! Вот и меняй наряды каждый день! Это же так, должно быть, приятно…
И вовсе Маруся не находила в этом ничего приятного. Появляясь на работе в чем-то новом и изысканно-модном, с тщательностью подобранном для нее свекровкой на этих самых шопингах, тут же ощущала она на себе оценивающие взгляды девчонок. Хоть и незаметные, хоть и исподволь в ее сторону направленные. Проглядывала в них, как ей казалось, вместе с оценкой дорогого наряда и откровенная, даже злая иногда насмешка – ну и вырядилась наша деревня… А вот там, дома, в Кокуе, когда, бывало, приходил кто в обновке, тут же и окружали, и хвалили, и критиковали откровенно, и языками цокали, и трогали-щупали…
– Не надо, Ксения Львовна! Правда – не надо! Не привыкла я так, чтоб каждый день разное носить… – замотала головой Маруся. – Не умею я этого…
– Ой… ой… Что это у нас тут за бунт на корабле… – смешливо стянув губы бантиком, ласково просюсюкала Ксения Львовна, обняв ее за плечи и слегка встряхнув. – На нашем семейном корабле бунты не приветствуются, Марусечка… Можно сказать, в корне подавляются… Тем более на нашем семейном корабле все женщины должны выглядеть принцессами, модно и дорого одетыми… Ты ведь на нашем корабле теперь плывешь? Правда?
– Ну… да… правда… – растерянно закивала Маруся.
– Умница! Завтра тебе костюмчик новый купим. Я уже придумала – какой… Брючки широкие, строгие, с завышенной талией, с коротким пиджачком и белой блузкой…
– Ну что, не удался протест? – грустно усмехнулся Никита, когда Ксения Львовна вышла из их комнаты. – Вот тебе пожалуйста – яркая иллюстрация к твоему давешнему вопросу о поводке и благих намерениях. Хочешь ты этого или не хочешь, а будешь делать то, что маме потребно.
Ей ведь только хорошее потребно, не так ли? Как тут запротестуешь?
– Ну да. Все так, конечно. А только… только… Ведь и впрямь неудобно же отказать! Получается, человек для тебя старается, а ты морду от добра воротишь? Она действительно как лучше хочет…