Последние отзывы

  34  

– Ты не имеешь права! Ты не имеешь никакого морального права вообще о чем-либо рассуждать в данной ситуации! Да как ты можешь, Никита? Твой отец смертельно болен, а ты?! – колотился о стены возмущенный крик Ксении Львовны.

Потом она закашлялась истерически и взахлеб – видно, связки надорвала. Маруся все стояла как громом пораженная. Ей даже захотелось в гостиную заглянуть: а может, это вовсе и не Ксения Львовна так надрывается… Ей казалось, что она и кричать-то вообще не умеет…

– Да при чем тут отец, мама… – услышала она наконец слабый голос Никиты. Хотя не таким уж он и слабым был. Тихим, скорее.

– Как это – при чем? – поскрипела, уже чуть отдышавшись, Ксения Львовна. – Ты же его сын, ты просто обязан… Ты права не имеешь…

«Интересно, чего она от него хочет? – мелькнула в голове у Маруси первая любопытная мысль. – Чего вообще можно хотеть от сына в такой ситуации? Любви? Жалости? Понимания? Так вроде он как раз и любит, и жалеет, и понимает… Отец все-таки…»

– Мама, я не пойду туда. Не настаивай, пожалуйста. Не пойду, и все. Я же не стоматолог, в конце концов… И потом, я ничего не понимаю в этих административных делах! Ну какой из меня руководитель клиники? Ну сама подумай!

– Нет. Ты пойдешь. Ты обязательно пойдешь. Ты должен, просто обязан заменить на этом месте отца.

– Мама, пойми…

– Да не хочу я ничего понимать! И хватит уже об этом! Все, вопрос решен! Я не хочу, чтобы посторонние люди мне диктовали свои условия! И вообще, я никому не верю… Не заставляй меня ссориться с тобой, Никита! Пойми, у нас нет другого выхода…

– У нас? У нас нет выхода? Или у тебя нет выхода? – тихо, но достаточно жестко переспросил Никита.

– У нас, милый! Как раз таки у нас! Или ты думаешь, что ты вот так распрекрасно и дальше будешь жить на зарплату рядового врача? Что все жизненные удовольствия тебе должны валиться на голову просто так, потому что ты наш сын? Да, мы с папой уступили тебе в свое время, когда ты захотел выбрать специализацию самостоятельно… Вот жаль, что уступили! Если б ты нас не шантажировал тогда своим уходом из дома…

– Не надо, мама. Прошу тебя, не надо! Мне не нравится этот разговор!

– А жить хорошо тебе нравится? А получать под нос все, что ни пожелаешь, тебе нравится? Надо за все платить, мой милый! Надо идти и дело делать, и деньги зарабатывать, и содержать семью… Ты не забыл, что у тебя теперь семья есть?

Маруся снова дернулась, будто последние свекровкины слова стукнули ее по затылку, и многострадальная чашка снова поехала на край подноса, чуть не опрокинувшись с него совсем. Медленно повернувшись, она попятилась на кухню, плюхнула поднос на стол, огляделась растерянно. Потом, схватив турку, сполоснула ее под струей воды, насыпала в нее кофе, включила газ… Глядя, как синие язычки пламени весело и вхолостую пляшут перед глазами, долго соображала, что же надо делать дальше. Ах да. Воду в турку налить. И поставить ее на конфорку. И смотреть. Смотреть внимательно. Не прислушиваться больше к голосам, идущим из гостиной. Даже уши можно заткнуть. Ничего она не слышала и слышать не желает. Главное – чтоб кофе не убежал… А остальное… Нет, остального не может быть… Конечно, не может быть… Это ж надо… Виктор Николаевич, ее муж, родной человек, помирает, а она – деньги, деньги… Еще и ее зачем-то приплела…

Изо всей силы хлопнула входная дверь. Вздрогнув, Маруся ринулась в прихожую, забыв про кофе. Никого… Заглянув в гостиную, увидела скрючившуюся в кресле и икающую короткими всхлипами на одном выдохе Ксению Львовну. Так плачут зашедшиеся в апогее истерики дети, когда получают шлепок от потерявшего последнее терпение родителя. Никиты не было. Ушел, значит, хлопнув дверью. Тоже нашел время…

– Ксения Львовна, успокойтесь… – засуетилась вокруг нее заполошно Маруся. – Я сейчас, я водички… А еще бы валерьянки… Где у вас валерьянка, Ксения Львовна…

– Не… не надо… ничего… не надо… – отмахнулась от нее Ксения Львовна. – Я успокоюсь сейчас…

И впрямь она успокоилась достаточно быстро, дважды глубоко вздохнув. Маруся только подивилась этому ее скорому переходу в нормальное состояние. Будто и не было никакой истерики. Распрямившись в кресле, уже через минуту она произнесла совершенно нормальным голосом:

– Нет, ну что это за упрямство такое, в самом деле? Ты ведь все слышала, Маруся, да? Ну вот скажи мне, в чем я не права? – Она уставилась на Марусю холодно и выжидательно, словно примериваясь к ней издалека. Потом схватила ее цепко за руку, притянула поближе, указала пальцем на кресло напротив, в котором недавно сидел Никита: – Сядь!

  34