126 
Он тихо рассмеялся:
— Да, я знаю.
— Тогда, может, ты хочешь покурить в игровой комнате? Мы могли бы использовать ее как курительную…
— Я в порядке, — сказал Рори, встав и потянувшись.
Он в сотый раз окинул взглядом гостиную и наклонился близко к Лизи:
— А как ты, Лизи? Как ты на самом деле?
Он пристально посмотрел на нее.
Лизи напряглась.
— Мне лучше, — ответила она и удивилась, когда поняла, что это правда. — Твой визит поднял мне настроение.
Он быстро дотронулся до ее щеки:
— Ты казалась грустной, когда я вошел, и я уверен, что знаю почему.
Лизи облизала губы, напрягшись, зная, что за грусть может наброситься на нее вновь.
— Это трудно, — проговорила она. — Очень трудно.
Он медлил.
— Могу я говорить свободно?
Лизи боялась того, что он может сказать.
— Я люблю тебя, как собственную сестру. Я рад, очень рад, что ты покинула Уиклоу.
Лизи посмотрела в сторону.
— Выбора не было, — дрожащим голосом произнесла она.
— Извини, я не знал, что эта тема остается такой болезненной для тебя.
Он взял ее за руку.
Лизи осмелилась сказать правду:
— Я все еще очень люблю Тайрела.
Рори скорчил гримасу:
— Он не заслуживает твоей верности! После того, как он обошелся с тобой. Его поведение было бесчестным.
Лизи больше не хотела это слышать. Она быстро сменила тему разговора:
— Ты долго пробудешь в Лондоне?
— Да. Я не могу рисовать свои карикатуры, если не посещаю политические стычки в этом городе.
— Тогда ты должен часто посещать и нас, — сказала Джорджи. — О, пожалуйста, Рори. У нас нет веселых гостей. Друзья тети Элеонор старые, седые, и их трудно слушать.
Он тихо рассмеялся:
— Тогда я буду надоедливым гостем.
— Хорошо, — ответила Лизи, и они улыбнулись друг другу.
Затем Рори отвел взгляд. Лизи посмотрела через плечо и увидела, что Джорджи отошла в дальний конец комнаты и встала у окна. Но она не смотрела на улицу. Она наблюдала за Лизи и Рори с усиленным вниманием.
Рори попросил прощения и отошел. Лизи поняла, что он направляется прямо к ее сестре. Он остановился, чтобы поболтать с Лидией и Элеонор — очень умно с его стороны, — прежде чем приблизиться к ней.
— Лизи?
Лизи повернулась к отцу.
— Мама кажется очень счастливой, — немного обеспокоенно сказала она.
Они давно не были наедине с того ужасного дня в Уиклоу.
— Она очень счастлива, — согласился он. — Пусть она и пользуется дурной славой, но ее компания сейчас очень популярна.
Лизи закусила губу. Мама пользуется дурной славой из-за нее.
— Мне жаль, папа! — воскликнула она. — Ты простил меня?
Он взял ее руки в свои:
— Да, моя дорогая, я простил тебя. Но сможешь ли ты когда-нибудь простить меня? Боже, Лизи, ты мое сердце, и я по-прежнему не знаю, как мог сказать то, что сказал в тот день.
— Папа, прощать нечего, — проговорила Лизи со слезами. — Я знаю, что ужасно разочаровала тебя. Выбор, который я сделала, был ошибочный. Я никогда не хотела причинить тебе и маме столько несчастья и боли.
— Мы знаем. Я так тебя люблю, — сказал папа. Он крепко прижал ее. — Мы больше никогда не будем говорить об этом, Лизи.
— И как вам нравится Лондон? — спокойно спросил Рори.
Ему больше нечего было сказать, что было довольно не похоже на него. Он чувствовал себя неуверенно, словно школьник, и хотел ослабить свой галстук, но он уже сделал это. Джорджина была одной из красивых женщин, которыми он обладал, и все же она, казалось, не замечает его шарм и остроумие. И теперь он узнал, какая она умная. Они очень расходились в политических взглядах, однако он уважал ее за их глубину.
Она стояла у двери террасы и смотрела на звезды, но взглянула на него. По сравнению с кокотками, к которым он привык, она казалась отстраненной.
— Я обожаю Лондон, — ответила она серьезно.
Он подумал: она нервничает, но не был в этом уверен.
Он заметил ее классический профиль давно; в другой жизни она могла бы быть светловолосой египетской царицей. Несмотря на то что ее семье не хватало средств и положения, она всегда имела королевскую осанку. Он знал, что должен разрядить обстановку, но его талант и остроумие подводили его. Поэтому он спросил:
— И почему вы так очарованы этим городом?
Она сложила руки на груди. Она была высокой, стройной женщиной, и этот жест приподнял ее небольшую грудь. И ее платье не было дерзким. Ему не следовало быть заинтригованным, но он был.
126 
