69 
— Несмотря на наивность Коппервилла, я с удовольствием читаю его статьи. Вернее, читал до последнего времени. А вы?
Она насторожилась.
— Вы считаете его наивным? — спросила она, не желая отвечать на провокационный вопрос князя.
— А разве вам он не кажется наивным? Или вас увлекает его явный идеализм? Кстати, вы, должно быть, ровесники с ним.
— Не знаю, ровесники ли мы с ним, но лучше скажите, почему считаете его наивным?
— Он надеется изменить общество, не так ли?
— Нет, видимо, хочет изобличать пороки общества, — возразила Кэролайн.
— Значит, Коппервилл полагает, что общество станет безупречным, если контраст между богатством и нищетой исчезнет? Он намерен изменить общество в интересах рабочего человека.
— А что в этом плохого?
— Вы одобряете анархию, за последние два десятилетия охватившую Францию? Одобряете действия толпы, убивающей титулованных лиц только за то, что у них нет на руках мозолей? Или зверски убивающей дворянских детей за то, что в их жилах течет голубая кровь?
— Нет-нет, конечно, не одобряю. Но во Франции анархия — результат революции, а не реформ.
— Все началось с преобразования общества.
— Значит, вас устраивает нынешнее состояние общества? Скажите, Северьянов, сколько у вас крепостных? — Кэролайн пристально посмотрела на него.
— А-а, наконец-то! Я все ждал, когда же атака на общество перейдет на личности и обратится против меня. — Князь поднял бокал, жестом приветствуя ее. — У меня сотни крепостных, нет, тысячи.
— Они голодают? Умирают, не дожив и до двадцати пяти лет? — Кэролайн страстно хотела знать это.
— Мои люди хорошо питаются, в их домах прочные крыши и полы, а средняя продолжительность жизни, осмелюсь доложить, около пятидесяти лет, — невозмутимо ответил князь. Глаза его утратили теплоту.
— Извините меня за грубую назойливость. Ведь это я пригласил вас на скачки.
— Но вы презираете общественный уклад моей страны… хотя сами никогда там не бывали.
Кэролайн набрала в грудь побольше воздуху, чтобы перейти в атаку.
— Я презираю людей вашего класса за то, что они разъезжают по балам, тогда как крепостные мерзнут в жалких хижинах. Я не одобряю того, что в моей стране титулованное дворянство с полным равнодушием относится к страданиям простых людей. Известно ли вам, что большинству этих людей совершенно безразлично, что идет война? И вопрос о том, долго ли она будет продолжаться, их совершенно не волнует?
— Это объясняется тем, что представители вашего класса здесь, в Британии, весьма богаты и не ощущают на себе последствия войны. Вы слишком многого хотите от людей, мой друг.
— Если ничего не желать, ничего и не добьешься. Без мечты нет надежды.
Северьянов тихо рассмеялся.
— Вы безнадежный романтик, Чарльз.
— И горжусь этим.
— Наверное, Коппервилл думает точно так же. — Князь встретился с ней взглядом.
— Почему бы вам прямо не сказать, что у вас на уме? Губы Северьянова дрогнули в улыбке.
— А что, по-вашему, я хотел бы сказать?
Кэролайн смутилась. Она уже была готова во всем признаться, но в этот момент дверь распахнулась, и двое слуг в сопровождении хозяина внесли заказанные блюда. Северьянов, пристально взглянув на нее, усмехнулся.
— Ах, ваше сиятельство, мы приготовили для вас настоящий королевский ужин!
Хозяин лучился улыбкой, а слуги, поставив блюда на стол, открыли крышки. Хозяин наполнил бокалы. Взглянув на непочатую бутылку, Кэролайн подумала: «Одна уже пуста, а вторую еще предстоит выпить». Она поймала на себе напряженный взгляд Северьянова, и сердце у нее замерло.
— Ничего себе! — Кэролайн показалось, что она смеется слишком развязно. Вставая, девушка потеряла равновесие и ударилась бедром о стол.
Северьянов, снисходительно улыбаясь, крепко обхватил ее за талию.
— Немного опьянели, Чарльз?
— Пожалуй, выпил лишнее. — Кэролайн была рада и тому что ей удалось произнести эти слова отчетливо.
Князь удерживал девушку в вертикальном положении, — крепко прижав к своему теплому, сильному телу.
— Вы выпили всего лишь бутылку вина и еще два бокала портвейна после ужина. — Он улыбнулся, как сытый лев, вернее, лев, предвкушавший сытную трапезу. Это сравнение вспыхнуло в затуманенном мозгу Кэролайн.
— Боюсь, вино ударило мне в голову, — смущенно пробормотала она.
— У вас женская конституция, — заметил князь, направляя ее к двери. — Не примите это за оскорбительный намек.
69 
