48 
Журнал «Пари-матч», который Юля принесла с собой (на русском языке), чтобы вернуть библиотеке, случайно (во время нервного перелистывания страниц в ожидании девушки – работницы отдела) привлек ее внимание жирным красным крестом маркера, которым была помечена статья под названием «Что ест на завтрак переводчик?». Интервью с личным переводчиком одного из силовых министров России, очевидно, заинтересовало Марину лишь по причине того, что она сама являлась в какой-то мере переводчиком в фирме «Фарма-Инвест», а потому ей было небезынтересно узнать, как живут и чем питаются переводчики более высокого ранга. Другого объяснения этому красному кресту Юля не видела, поскольку ничего больше в этом журнале применительно к личности Бродягиной она не нашла. Однако фамилию и имя переводчика (Лазарев Андрей Борисович) она на всякий случай выписала к себе в блокнот. И перед тем как поставить на этом точку или ограничиться запятой, еще раз внимательно взглянула на его довольно неудачный портрет: вытянутое худощавое лицо со впалыми щеками, глаза слегка навыкате, прямой длинный нос, а под ним трогательная родинка… Человеку с таким носом надо бы позировать с поднятой головой, чтобы зрительно уменьшить его…
– Девушка, – обратилась Юля к похожей на мышку библиотекарше, дождавшись, когда та немного освободится от наплыва назойливых, как мухи, читателей, толпящихся за ее столиком и грозивших опрокинуть его вместе с его хозяйкой в своем нетерпении поскорее заказать или сдать книги, – а вы сами не помните Марину Бродягину?
– А почему вас это так интересует? – вдруг неожиданно грубо и резко ответила ей еще недавно улыбающаяся всем подряд и внешне весьма симпатичная особа. – Я давно смотрю на вас… Вы то изучали ее формуляр, словно не знали, что это именно ее журнал, а теперь задаете мне какие-то странные вопросы… Вы знаете хотя бы о том, что я не обязана была вам показывать…
– Марина Бродягина умерла, – произнесла Юля как можно тише. – Вы знали об этом?
– Нет… – Девушка подняла голову и посмотрела на Юлю большими удивленными глазами цвета выгоревшей травы, обрамленными розовыми воспаленными веками. – Умерла? Но от чего?
Реакция библиотекарши – явный шок, вызванный сообщением о смерти одной из читательниц, – была более чем странной. Девушка побледнела и принялась зачем-то растирать себе виски, словно пытаясь таким непонятным способом привести в порядок мысли.
– Ее убили.
– Убили, – глухо повторила библиотекарша. – Как это? Вы извините… Это все меняет… Теперь мне понятно… Вы из милиции?
– Нет, меня прислала сюда ее мать, Александра Ивановна. Вы давно знали Марину?
– Послушайте… – Девушка приподнялась на стуле и зашептала прямо в ухо Юле, обдавая ее горячим, с ароматом мяты дыханием: – Дело в том, что я училась вместе с Мариной, но говорить о ней сейчас, здесь – не могу. Я на работе. У меня полно читателей, я загружена, вы же видите… Но я бы могла вам многое рассказать о ней, она была откровенна со мной… И хотя многие не понимали, что нас связывало, но только со мной она могла говорить открыто, не боясь, что ее осудят… Я освобожусь вечером, в семь часов. Если вы действительно хотите что-то узнать о Марине и если то, что я вам расскажу, поможет вам вычислить убийцу, то мы могли бы встретиться…
– А может, вы сейчас отпроситесь, и мы поговорим?..
– Нет, что вы, это исключено. У нас должно в скором времени произойти сокращение, а потому все выслуживаются, каждый держится за свое место… Все это крайне серьезно, потому что я не представляю себе, где еще я смогу устроиться, если меня уволят.
– Да, может, и не уволят?
– Никто ничего не знает. Но у меня не сложились отношения с Татьяной Петровной, нашей заведующей, причем с первого дня… Все… Извините, я больше не могу говорить…
В зале появился молодой мужчина с книгой в руке, но, направляясь в сторону тихо беседующих Юли и библиотекарши, он вдруг решил притормозить возле стенда с новыми поступлениями.
– Как вас зовут? – спросила Юля.
– Наташа. Зима Наталья Сергеевна.
– Зима?
– Да, у меня такая холодная фамилия… Так вы придете сюда к семи или мне куда-нибудь подойти?
– Я приду сюда, в библиотеку.
Юля вышла на улицу с тяжелым чувством безысходности, словно сокращение ожидало ее саму, а не девушку с ледяной и морозной фамилией Зима. Как это, должно быть, страшно: оказаться на улице и не иметь средств к существованию.
48 
