– Надо подумать, – вздохнул Леша, в очередной раз промокая салфеткой лоб, а потом губы. – Земцова, мне кажется, что я забеременел… Посмотри, какой у меня большой живот, да и подташнивает что-то…
* * *
Алла Францевна Миллер, или просто Миллерша, как звали ее все знакомые, была портнихой и душой закрытого женского общества. Прекрасно владея иголкой и ножницами, она также была талантлива в жизни в целом, что притягивало к ней самых оригинальных и состоятельных клиенток города. Дело в том, что помимо своего основного ремесла, с помощью которого она обшивала своих клиенток (как правило, становившихся впоследствии ее подругами, в число которых входили и Земцова с Щукиной, ведь именно она сшила Наде подвенечное платье), Миллерша виртуозно владела искусством общения. Поговорить с ней по душам означало вылечиться от душевного недуга, найти способ выйти из депрессии и попытаться иначе взглянуть на свою проблему в целом. Никакие дорогие психотерапевты не смогли бы так помочь женщине обрести душевный покой, как это удавалось маленькой округлой дамочке с черными влажными глазами, пухлыми губками и чуть заметными темными усиками, делавшими ее похожей на хитрого зверька.
Далеко не каждая женщина, пожелавшая обшиваться у Миллерши, могла позволить себе это – Алла Францевна брала достаточно дорого и повышала цены произвольно, как ей заблагорассудится, хотя своим клиенткам она объясняла, что стоимость ее услуг всегда зависит исключительно от политической обстановки в стране. А поскольку в стране все было стабильно, то есть богатые богатели, воры воровали, а нищие становились еще беднее, то и цены ее, соответственно, понемногу, но тоже стабильно ползли вверх.
Она жила одна, была себе полной хозяйкой и время от времени, устав от работы и бесконечных разговоров со своими клиентками, позволяла себе отдохнуть где-нибудь в Европе. Америку она не любила, предпочитая Германию, Францию и Испанию.
Юля пришла к ней без звонка, неожиданно и очень поздно, когда та, уже сделав себе маску на лице и облачившись в халат, лежала перед телевизором и потихоньку дремала, слушая очередные новости из Чечни. Звонок в прихожей заставил ее вскочить с дивана и кинуться к зеркалу, чтобы уничтожить следы сложной витаминной маски…
– Юля? Вот не ожидала! – Она тотчас расслабилась и пожалела о том, что так переполошилась. – Откуда ты? Из Москвы? Когда? Проходи, как же я рада тебя видеть…
Земцову она любила и уважала, считала ее умным и цельным человеком, хотя часто ругала за ее слабость в отношении к Крымову, которого Миллерша отлично знала по рассказам своих многочисленных клиенток, побывавших в постели «этого роскошного самца», и которого она немного побаивалась, поскольку и сама находила в нем много привлекательного…
Они обнялись, почувствовав тепло друг друга, и Юля, глядя на все еще молодящуюся, без возраста Миллершу, снова почувствовала, как слезы закипают у нее в глазах и как сердце, уставшее от одиночества и предательства, жаждет любви и участия.
– Ты слышала, что Женька пропал? – спросила она ее, задыхаясь от слез, и, не выдержав все-таки, разрыдалась.
– Ну-ну, успокойся, тела-то еще не нашли…
После этих слов Юле стало еще горше: ведь это означало, что клиентки Миллерши, которые были знакомы или близки с Крымовым, так же, как и она, Земцова, следили за событиями, связанными с исчезновением обожаемого ими мужчины. Стало быть, Миллерша в курсе…
Алла Францевна кинулась к шкафу и достала платок, которым принялась вытирать слезы с лица Юли:
– Ну-ну, успокойся… Дай-ка я на тебя посмотрю… – Она отошла в сторону, попросила Юлю подойти поближе к центру гостиной, чтобы при свете люстры получше рассмотреть ее лицо. – Послушай, а ведь ты беременна…
Это было невероятно: откуда она могла это знать?!
– У тебя удивленное лицо. Но я-то знаю женщин, знаю, когда у них начинают появляться пигментные пятна на лице, когда губы распухают, как будто их целовали сутки напролет, а главное – это выражение твоего лица, жалобное, женственно-просящее, переполненное нежностью ко всему окружающему и в первую очередь, конечно, к тому, кто уже живет внутри… Если бы ты не плакала и так не раскисала, может, тебе и удалось бы обмануть меня, а так… Я права?
Юля высморкалась в предложенный ей платок и вдруг остро ощутила еще одно чувство, которое гнала от себя все последнее время, чувство вины перед мамой, которой она так и не позвонила и которая наверняка разыскивает ее по Москве и наводит справки о них с Харыбиным по всем имеющимся у нее телефонам.