– Если мне надо будет отвлечь от тебя внимание, следовательно, я должна буду хотя бы на время стать похожей на тебя, – ворковала, энергично перемещаясь по комнате и пыхтя папироской, сообразительная Миллерша, – или я что-то не так поняла?
– Ты все правильно поняла: я тоже возьму билет в Берлин, причем заплачу за это немалые деньги. Таким образом получится, что я как потенциальный пассажир самолета, направляющегося в Германию, буду зарегистрирована, что и является основным условием…
Аперманис, подумала Юля, которая наверняка уже несколько раз пробежала глазами по ее «плану», изложенному в блокноте, без сомнения сообщила о намерениях Земцовой вылететь в Берлин, следовательно, если и станут проверять списки вылетающих пассажиров, то искать будут фамилию «Земцова» и найдут, и мало кому может прийти в голову искать там фамилию портнихи Миллер. Вот и получится, что Харыбин или Берестов, кто-то из этих типов, так рьяно лезших в ее жизнь по причине своей заинтересованности в поиске Крымова («Вот ведь свиньи: нашли мое самое больное место!»), появившись в аэропорту, чтобы убедиться в том, что Земцова действительно вылетела в Берлин, увидят ее точную копию (над которой, кстати, еще им с Миллершей предстоит хорошенько поработать), но которая пройдет к самолету с документами Миллер. И разве им, следящим за ней, придет в голову, что это не Земцова, а переодетая портниха?
А что касается Наташи Зимы, то Юля поручит ей до ее возвращения пожить в ее квартире и тоже попытаться сыграть роль Земцовой, хотя бы несколько часов, чтобы уж совсем заморочить головы предполагаемым наблюдателям… Вот и получится, что одна Земцова полетит в Берлин, вторая – останется дома, выйдет, допустим, спустя пару дней после этого в булочную и «засветится», а настоящая Земцова в это самое время уже будет мчаться на машине Чайкина в Москву, откуда и вылетит первым же возможным рейсом в Париж.
Глава 11
Когда Берестов после потрясения, вызванного появлением в его квартире золотой цепи отца Кирилла, пришел в себя настолько, чтобы связаться с Виктором Андреевичем Шалым, было уже поздно: преданный пес Шалый в ответ на его электронное письмо ответил, что фирма-провайдер, которой он пользовался параллельно с той, что обслуживала правительственную электронную связь, и которая служила им двоим единственным безопасным способом общения без страха быть подслушанными или «прочитанными», на время лишилась лицензии и лишь теперь, когда все улажено, они могут по-прежнему общаться, обмениваясь информацией. Шалый переслал Берестову письмо, пришедшее к нему из коттеджа Крымова, которое Виктор Андреевич воспринял как послание самого Крымова, пожелавшего встретиться с Берестовым, и, комментируя послание, рассказал о встрече с Земцовой. «Я уверен, что это она, я узнал ее по фотографии, которую вы мне дали. Она ведет себя так, словно ничего не знает о местопребывании Крымова, но я уверен, что она знает, где он скрывается, просто сильно напугана тем, что стало с их агентством; она не идет на контакт и никому не верит».
Следом пришло еще одно письмо, в котором Шалый рассказывал о встрече с Крымовым, который на самом деле оказался подставной фигурой:
«Я был потрясен, когда понял, что это не Крымов, а переодетый мужчина, всеми силами старающийся на него походить. Прямо цирк какой-то!»
Шалый действовал сообразно обстановке и, понимая, насколько велико желание Берестова встретиться с Крымовым, наверняка сильно обрадовался, когда узнал о возвращении в город Крымова, но, поскольку его обманули и вместо Крымова подставили «куклу», выходит, его поймали на живца: кто-то вместе с Земцовой вычислил Шалого, а раз так, значит, понимает и существующую между ними связь.
Берестов налил себе коньяку и посмотрел на часы. Он сегодня не поехал в Думу – ему было не до работы. На улице под кустом сирени им была предусмотрительно закопана коробка (теперь уже из-под леденцов-монпансье) с золотым крестом отца Кирилла, которая своим присутствием в этой жизни вообще сводила его с ума. Кто-то, очевидно Куракин, продолжал преследовать его и методично выбивать почву из-под его ног. Но не пойман – не вор. И что ему было делать, когда под угрозой оказалась безопасность его семьи, не говоря уже о политической карьере? Ведь рано или поздно, но те, кто заинтересован в его свержении, все равно добьются своего и сделают все возможное, чтобы подставить ни в чем не повинного претендента на президентский пост. Да, именно неповинного, потому что в смерти Марины Бродягиной он себя виноватым не считал. Однако, увидев в руках жены золотую цепь с крестом отца Кирилла, был этим если и раздосадован, но не убит, поскольку куда большим злом на его пути оказалось бы появление в их доме последней улики – золотого кольца отца Кирилла, того самого, которое он обнаружил в сумочке Марины Бродягиной в их последнюю встречу, окончившуюся так трагично… Когда он понял, что она мертва, то первое, что пришло ему в голову, это осмотреть содержимое ее сумочки, чтобы попытаться понять, С ЧЕМ она к нему пришла, с какой целью… Он был поражен, увидев это кольцо. О нем он слышал от Крымова, когда при первой встрече, после того как Берестов рассказал ему о подкинутых пальце убитого священника и нательном золотом кресте, Крымов спросил его об этом кольце, ради которого, по словам жены отца Кирилла, священнику и отрубили безымянный палец. Вот и получалось, что Марина пришла к Берестову из вражеского лагеря, чуть ли не от самого Куракина, для того чтобы подкинуть своему любовнику, так много сделавшему для нее, кольцо – последнюю улику, свидетельствующую о его причастности к убийству отца Кирилла. Смерть девушки оказалась на редкость своевременной именно для Берестова, это докажет любое расследование, любой суд, но доказать, что он здесь ни при чем и что Марина погибла случайно и страшно, почти невозможно… Единственным человеком, которому он доверял и на помощь которого мог рассчитывать, был Крымов. Крымов, который исчез при таинственных обстоятельствах, едва прикоснулся к делу, связанному с Куракиным.