— Видишь ли, во время ДТП на велосипеде твоего брата не горели габаритные огни. Он нарушил правила. А если копнуть, так еще много чего обнаружится. Уж я тебе обещаю.
Парень в изумлении вытаращил глаза.
— Мой брат погиб. Этот человек — убийца. Что здесь происходит, черт возьми?
— Послушай, ступай домой. Прими ванну. Помолись Богу. Ложись спать. Придешь завтра. Тогда и поговорим про заявление, ладно?
До парня наконец дошло, зачем я притащил его в участок, он наконец понял, в какую ловушку угодил. Он и полицейских-то, поди, видел только в кино.
Бедняга.
— Это возмутительно! Завтра я приведу адвоката!
Предоставлю документы! Приведу полицию!
На губах заместителя комиссара, не лишенного, как видно, чувства юмора, заиграла улыбка.
— Ну разумеется. Приводи полицию.
Выкрикивая угрозы, парень удалился.
— Завтра поменяем номера, — проговорил заместитель комиссара. — Скажем, что лицо, совершившее наезд, скрылось с места происшествия. Машину подменим. У нас для этого всегда битые авто под рукой. Вам очень повезло, что велосипедиста сбили.
Я кивнул в знак согласия.
Происшествия с велосипедами полиция даже регистрировать не обязана. Смертельные случаи с мотоциклистами — да, обязана. А если бы по моей вине погибли люди в автомобиле, меня бы посадили без разговоров.
— А если он обратится в прессу?
Заместитель комиссара похлопал себя по брюху:
— Все писаки у меня вот где.
Я не полез за конвертом. Всему свое время. Сейчас полагалось улыбаться, показывать белые, тщательно вычищенные зубы, благодарить, прихлебывать горячий кофе, которым угостил меня хозяин кабинета, полагалось поговорить с ним о его сыновьях — оба учатся в Америке и, когда вернутся в Индию, собираются открыть в Бангалоре свою интернет-компанию; полагалось проявить участие, выказать одобрение. Со стены на нас смотрела богиня Лакшми — ее изображение украшало календарь, — в руках у нее был горшок, из которого в реку процветания сыпались золотые монеты. А над ней висел портрет ухмыляющегося Махатмы Ганди — вот уж бог из богов.
А вот через неделю я наведаюсь с конвертом, и тогда хозяин уже не будет со мной так любезен. Он у меня на глазах пересчитает деньги и осведомится:
«Всего-то? А вы знаете, сколько дерет американский колледж? Видели бы, какие счета я получаю каждый месяц по «Американ Экспресс»!» И попросит еще конверт. А потом еще. И еще. В Индии, господин Цзябао, от этого «еще» никуда не денешься. Полиции платишь и платишь, и конца-краю этому не видно. Да, я жалуюсь, но между жалобами на полицию богача и бедняка колоссальная разница.
Несопоставимая.
На следующий день, сэр, я вызвал к себе в кабинет Мохаммеда Асифа. На нем лица не было от стыда —
дополнительный разнос не понадобился.
К тому же вины на нем не было. И на мне тоже. Наши аутсорсинговые компании до того скаредничают, что вынуждают обслуживающие их такси работать по сверхплотному ночному графику и, как следствие, гонять на запредельных скоростях. Рано или поздно угодишь в аварию, не убережешься. Не я один такой, все таксопарки в городе сталкиваются с этим.
— Не расстраивайся так, Асиф, — сказал я убитому горем шоферу.
Я начал уважать мусульман, сэр. Они, может, и не самые светлые головы (за исключением четырех известных вам поэтов), но ребята по большей части работящие и честные. Если бы еще кое-кто из них не устраивал взрывов в поездах каждый год. Увольнять Асифа мне было не за что.
Зато я приказал ему разузнать, где жил погибший мальчик.
Мохаммед Асиф недоуменно уставился на меня:
— А зачем, сэр? Его родителей нам бояться нечего. Прошу вас, не делайте этого.
Но я его заставил. Он узнал адрес и сообщил мне. Я достал из сейфа нужную сумму новенькими хрустящими сотнями, положил в бурый конверт, сел в машину и поехал к родственникам погибшего. Дверь мне открыла мать. Спросила, что мне нужно.
— Я владелец транспортной компании, — ответил я.
Какой именно, уточнять не пришлось.
Мне подали кофе, чашка стояла в металлической пиале. У жителей юга Индии изысканные манеры, ничего не скажешь.
Я, как положено, перелил кофе в пиалу и пил уже из нее.
На стене висело фото в жасминовом венке. Я в молчании допил кофе и выложил на стол бурый конверт.
В комнату вошел немолодой человек и замер, уставившись на меня.