Особенно,... 
81 
Нинушка с этой недели снова ходит на занятия. Я своими глазами видела, какой у нее синяк на щеке. Она, видно, пыталась его тональным кремом замазать, но у нее такая белая кожа, что все равно было видно. Мадина с Наидой еще до начала первой пары разнесли, будто бы мама Нинушки сидит на стуле в коридоре перед дверью на наш факультет — сторожит ее, чтобы больше не убегала. Значит, точно она у Гамзата была, правду языки говорят, не врут. Как не стыдно так свою мать позорить?! Чтобы такая взрослая женщина должна была сидеть на глазах у всех, тебя сторожить!
Я бы даже не сказала, что это мать Нинушки. Такая вся некрасивая, худая, в черном платке и норковом полушубке. В этот день все выходили в коридор на нее посмотреть. Сначала шли, как будто по своим делам, на нее не смотрели а когда доходили до ее стула, смотрели в упор. А она сидела, только себе на колени смотрела, не замечала никого. Будь моя мать жива, ни за что бы я не стала ее так позорить.
Своими глазами я видела у матери Нинушки на щеке тоже синяк! Это, наверное, Нинушкин отец избил ее из-за того, что она плохо следила за дочкой. Он ее заставил тут на стуле сидеть, на виду у всех позориться. Он сам привозил Нинушку в университет на джипе. С виду он страшный человек, весь квадратный, кривоногий, а глаза у него, клянусь, как у дяди Вагаба друзей, хоть он и не мент.
Разве можно так с матерью поступать? Я бы на месте Нинушки прямо на месте провалилась под землю. Я бы на занятия от стыда не могла ходить, кому-нибудь в глаза смотреть, зная, что все ходят смеяться над моей матерью. А она — сколько наглости у нее! — ведет себя, как будто не ее мать там сидит. Позор! Какой позор! Сначала она занятия пропускала, постоянно в «Академии» тусовалась с разными. Думала, она самая крутая. Теперь на тебе, получи!
Когда я увидела ее мать, я пожалела, что на нее смотреть пришла, потому что, когда я проходила мимо нее, она подняла глаза от колен и прямо мне в лицо взглянула. У меня сразу неприятное чувство появилось. Такое же, как когда на меня закутанная соседка в подъезде смотрела. Аман, не я же ее сюда посадила!
Я убыстрила шаг, как будто мне к зеркалу срочно надо. Добежала до него, стала волосы поправлять, смотрю… Все во мне вздрогнуло! Нет, быть не может… Я так хотела его увидеть, что начала с другими путать. Или это был он? Высокий парень в рыжей кожаной куртке стоял к зеркалу спиной. Это были точно его волосы. Я посмотрела в зеркале чуть правее и увидела, что он разговаривает с девушкой. Сакина! Эта проклятая здесь откуда?! — вспыхнула я.
Я уже дышать не могла. Что мне делать, спрашивала я себя, — уйти? Аллах, никогда еще у меня не было такого состояния, когда в животе, как в кастрюле, кипят и соль, и сахар. Аллах, просила я, спаси меня, я сейчас умру!
На мне было очень красивое длинное платье черного цвета. Оно обтягивало грудь и талию, снизу расширялось, а подол был обшит черным кружевом. Воротник закрывал всю шею и застегивался на одну блестящую пуговицу. Мы стояли друг к другу спиной, и если бы не зеркало, я бы его вообще не увидела. Я еще раз поправила волосы — от волнения мои руки тряслись. Старалась не смотреть на него и Сакину, но все равно бросила взгляд выше — туда, где отражались их головы. Сакина смотрела на меня! Смотри-смотри, проклятая, подумала я.
Если бы в этот момент я могла загадать желание, которое точно бы исполнилось, я бы загадала исчезнуть из этого коридора и из этого университета. Я умереть хотела. Я так его люблю, а он смотрит только на Сакину, потому что она богатая. Зачем я мечтала про Махача? Я видела его только два раза в детстве. Наверное, я мечтала о нем просто потому, что мне хотелось о ком-то мечтать. А по-настоящему начинаешь любить человека, только когда видишь его своими глазами, а не представляешь. Аллах, сказала я про себя, я так сильно я люблю этого парня! Что мне делать?! — спрашивала я. Дай мне какой-нибудь знак!
Я хотела уйти назад в аудиторию, но вместо этого пошла мимо него и Сакины к другой стеклянной двери — к филологическому отделению. Зачем я туда иду, не понимала я. Я там никого не знала. Я говорила себе, что надо повернуться и идти назад. Мое сердце стучало и могло меня опозорить. Он мог его услышать. Все могли.
Я гордо подняла голову. Я не услышала, о чем говорит Сакина, потому что, когда я к ним приблизилась, она замолчала. Аллах, дай мне знак! — снова попросила я. Надо посмотреть на него, решила. Неужели я смогу? — не верила. Аллах, спаси меня, повторяла я про себя. Я подняла глаза чуть-чуть выше.
81 
