Особенно,... 
64 
– Мне и самому это так же странно, как и тебе, - заметил Бенедикт, идя за ней следом.
– Быть этого не может, - бросила Софи, остановившись и обернувшись.
– Ничего не могу с собой поделать, - пожал плечами Бенедикт. - Но я определенно не хочу тебя никуда отпускать.
– "Не хочу" и "не могу" - это совершенно разные веши.
– Я не для того спас тебя от Кавендера, чтобы ты безрассудно тратила свою жизнь.
– Как я буду жить, вас не касается!
Бенедикт понимал, что она права, однако не собирался в этом признаваться.
– Может быть, - согласился он. - И тем не менее я хочу, чтобы меня это касалось. Ты поедешь со мной в Лондон, и точка!…
– Вы пытаетесь меня наказать за то, что я вас отвергла, - укоризненно проговорила Софи.
– Нет, - медленно ответил Бенедикт. - Я бы с радостью тебя наказал, и в таком состоянии, в каком я сейчас нахожусь, я бы даже сказал, что ты заслуживаешь наказания, но я собираюсь увезти тебя с собой в Лондон не поэтому.
– Тогда почему?
– Потому что это самый лучший для тебя вариант.
– Да откуда вы можете знать, что для меня самое лучшее?
– В данном конкретном случае и в данный момент я знаю, что для тебя лучше всего, а ты, похоже, понятия не имеешь… И не надо меня опять бить.
Софи бросила взгляд на свою руку: она и не заметила, как та сжалась в кулак и уже была готова нанести удар. Он превращает ее в какое-то чудовище. Она в жизни своей никого не ударила, а сегодня собирается это сделать второй раз за день.
Она медленно разжала кулак, растопырила пальцы, отчего рука стала похожа на морскую звезду, и медленно сосчитала до трех.
– И как же вы собираетесь меня задержать? - тихо спросила она.
– А тебе так важно это знать? - Бенедикт беззаботно пожал плечами. - Уверен, что-нибудь придумаю.
– Вы хотите сказать, что свяжете меня и увезете насильно? - ахнула Софи.
– Я ничего подобного сказать не хочу, - лукаво ухмыльнулся Бенедикт, - однако это неплохая идея.
– Я вас презираю! - выпалила Софи.
– Ты говоришь, как героиня плохого романа, - заметил Бенедикт. - Что ты читала сегодня утром?
Боясь взорваться, Софи с такой силой стиснула зубы, что на щеках заходили желваки. Она понять не могла, как Бенедикт умудряется быть одновременно таким замечательным и таким ужасным. В данную минуту он был ужасным, таким, что ужаснее и не придумаешь, и Софи боялась, что, если проведет в его обществе еще одну минуту, последствия будут необратимыми.
– Я ухожу! - решительно заявила она.
– Я иду за тобой, - ответил Бенедикт, насмешливо улыбнувшись.
И остался верен своему слову: до самого дома шел на расстоянии двух шагов сзади.
***
Не часто приходилось Бенедикту нарочно злить людей (исключение составляли разве что era братья и сестры), но Софи вызывала у него отчаянное желание довести ее до белого каления. Стоя в дверях ее комнаты, небрежно облокотившись о косяк, скрестив руки на груди и пристукивая ногой об пол, он смотрел, как она собирается.
– Не забудь платье, - любезно подсказал он. Софи метнула на него яростный взгляд.
– То, жутко некрасивое, - прибавил он, как будто это было необходимо.
– Они все жутко некрасивые! - выпалила Софи.
– Я знаю, - насмешливо отозвался Бенедикт. Софи молча продолжала упаковывать сумку.
– Можешь взять себе на память все, что захочешь, - предложил Бенедикт, делая широкий жест рукой. Выпрямившись, Софи решительно подбоченилась.
– Даже чайный сервиз? Я могла бы продать его, а на вырученные деньги безбедно прожить несколько лет.
– Конечно, можешь его взять, - охотно согласился Бенедикт. - Только продавать тебе его не придется. Я и так дам тебе все необходимое.
– Я же вам сказала, что не стану вашей любовницей, - прошипела Софи. - Я не могу на это пойти!
Что- то в ее тоне, которым она произнесла слова "не могу", насторожило Бенедикта. И внезапно, когда Софи собирала последние пожитки, его осенило.
– Все ясно, - пробормотал он. Проигнорировав его, Софи направилась к двери и многозначительно взглянула на него, чтобы он ее пропустил. Однако Бенедикт и бровью не повел. Задумчиво погладив пальцем бровь, он изрек:
– Ты незаконнорожденная.
Вся кровь отхлынула у Софи от лица.
– Ну да, так оно и есть, - продолжал Бенедикт, говоря больше для самого себя.
Странно, но это открытие принесло ему облегчение. Оно по крайней мере объясняло то упорство, с которым Софи его отвергала, и успокаивало уязвленное самолюбие.
64 
