– Я хочу тебя, - простонал он. - Ты даже не представляешь, как сильно я тебя хочу.
Ответом ему был лишь прерывистый стон, подействовавший на него как удар хлыста. Он еще крепче обхватил ее обеими руками и принялся покрывать ее лебединую шею жаркими поцелуями.
Он спускался все ниже и ниже и, добравшись до нежного бугорка груди, остановился. Софи лежала под ним. Глаза ее сверкали от желания, и эта картина показалась Бенедикту более пленительной, чем он представлял себе в самых безудержных мечтах.
Глухо застонав, Бенедикт взял губами ее сосок. Не ожидавшая ничего подобного, Софи тихонько ахнула и попыталась отстраниться.
– Ш-ш… - прошептал Бенедикт, прижав палец к ее губам, быть может, чересчур грубо: с каждой секундой все труднее было сдерживаться. - Лежи спокойно и ни о чем не думай. Просто позволь мне доставить тебе удовольствие.
На лице Софи отразилось сомнение, но, когда Бенедикт, поспешно наклонившись к ее груди, возобновил свой нежный натиск, глаза ее затуманились, губы приоткрылись, и она вновь откинулась на подушки.
– Тебе приятно? - хрипло прошептал Бенедикт, теребя сосок кончиком языка.
Софи с трудом кивнула с закрытыми глазами. Она была не в силах их открыть.
– А так? - И Бенедикт провел языком под грудью, щекоча нежную кожу.
Прерывисто дыша, Софи снова кивнула.
– А так? - Подняв ей платье, Бенедикт спускался все ниже и ниже, пока не добрался до пупка.
На сей раз Софи не смогла даже кивнуть. Боже правый! - мелькнула в голове запоздалая мысль. Она лежит перед ним почти голая и может лишь стонать, вздыхать и просить еще.
– Я хочу тебя, - едва выдохнула она.
– Я знаю, - прошептал Бенедикт, обжигая живот Софи горячим дыханием.
Софи вдруг почувствовала непреодолимое желание двигаться. Внутри нарастало незнакомое, странное и вместе с тем такое сладостное чувство. Словно все двадцать два года своей жизни она вовсе не жила и только теперь наконец-то начинает жить.
Ужасно вдруг захотелось прикоснуться к коже Бенедикта, и Софи, схватившись за его рубашку из тончайшего полотна, принялась вытаскивать ее из брюк. И вот наконец руки ее коснулись бархатистой кожи его спины, и, к удивлению и восторгу Софи, упругие мускулы дрогнули у нее под пальцами.
– О, Софи… - простонал Бенедикт, весь дрожа.
Его реакция придала ей смелости, и она продолжила свою пьянящую ласку. Руки ее скользнули выше, добрались до плеч, широких, мускулистых. Бенедикт снова застонал и, чертыхнувшись себе под нос, привстал.
– Эта чертова рубашка мешает, - пробормотал он и, стащив ее, швырнул через всю комнату.
Лишь на секунду перед Софи мелькнула его голая грудь, и вот он уже снова на ней, и на сей раз они прижимаются друг к другу обнаженной кожей. Более потрясающего чувства Софи никогда не доводилось испытывать. Кожа Бенедикта оказалась на редкость теплой и мягкой, хотя под ней играли упругие мышцы. От него вкусно пахло сандаловым маслом и хорошим мылом.
Софи коснулась руками его волос. Они оказались густыми и упругими и, когда Бенедикт принялся вновь покрывать поцелуями ее шею, защекотали ей кожу.
– О, Бенедикт, - вздохнула Софи, - как же мне хорошо! Я просто не представляю, что может быть лучше.
Он поднял голову, и его темные глаза насмешливо сверкнули.
– Может.
Софи от удивления приоткрыла рот, но, тотчас же спохватившись, закрыла его. Должно быть, выглядит сейчас просто как какая-то идиотка, упрекнула она себя, - лежит с открытым ртом и тупо смотрит на него.
– Подожди, скоро сама увидишь, - улыбнулся Бенедикт.
– Но… Ой! - вскрикнула Софи, почувствовав, что Бенедикт сбросил ее туфлю. Рука его, обвившись вокруг лодыжки, заскользила вверх по ноге.
– А это ты представляла? - спросил он, пощекотав ей пальцем под коленкой.
Софи отчаянно замотала головой, стараясь не дергаться.
– Вот как? - пробормотал Бенедикт. - А это? - И он ловко развязал подвязки.
– Что ты делаешь, Бенедикт? - ахнула Софи.
– Ничего особенного, - улыбнулся Бенедикт и убийственно медленно принялся стаскивать с Софи чулки.
Наконец он снял их и отшвырнул в сторону, и Софи, открыв от восторга рот, смотрела, как они пролетают у нее над головой. Чулки были не самого лучшего качества, но все равно довольно легкие, и они проплыли по воздуху, как пух от одуванчика, пока не приземлились - один на лампе, а другой на полу.
И пока Софи все еще смеялась над чулком, свисавшим с абажура и покачивавшимся, словно пьяный, Бенедикт принялся поглаживать ей ноги. Руки его скользили все выше и выше, пока наконец не добрались до бедер.