22 
— Мила?! С тобой все в порядке?
Я провела рукой по лбу. Лоб был ледяным.
— Спасибо, Наташ, конечно, в порядке, — губы еще с трудом повиновались мне, но голос звучал ровно, почти как обычно. Обошлись и без ингалятора.
— Нет, ну подумай, какой гад!.. — Наташа сочувствовала и вместе с тем ждала — напряженно и жадно ждала моей реакции, всплеска эмоций, слез. Почему людей так притягивает несчастье других? Почему оно питает их и вливает новые силы? Каждому кажется, что на фоне чужих несчастий его собственная жизнь не так уж плоха.
— Оставь Макса в покое, — проговорила я, чеканя каждое слово.
— Что? — подруга искренне не поняла.
— Займись своими делами. Макс уже взрослый мальчик и может встречаться, с кем захочет. Понятно?
Цепочка тонкого серебряного браслета, который я терзала вот уже пять минут, наконец не выдержала и порвалась. Браслет, жалобно звякнув, упал на пол, к моим ногам, словно разрезанная финишная ленточка у ног победителя.
— Мил, ты что?
— Ничего. Займись-ка лучше учебой, там для твоего пытливого ума целое непаханое поле, — отрезала я.
— Психичка! — вспылила Наташка и бросила трубку.
Гудки в моем ухе прозвучали финалом.
Макс и Эля. Воображения не хватало, чтобы представить их вместе. «Пустая сплетня. Ложь», — подбирало трусливые объяснения сознание, но я уже знала, что это правда. Эля и Макс. Наверное, я ослепла, поэтому сама не догадалась.
Теперь, вспоминая виноватое лицо Макса и горящие глаза Эли, я чувствовала, что мозаика сложилась. Сама не знаю почему, но от определенности вдруг стало легче. Худшее свершилось. Чего теперь бояться? Наверное, нечего.
Я включила компьютер и села заниматься.
Через полчаса, когда в комнату заглянула мама, я была совершенно спокойна, а из колонок тихо звучал старый Blackmor’s night. Мне почти удалось убедить ее, что все в порядке, но тут меня настиг-таки приступ астмы.
— Ну вот, опять обострение, — сказала мама, глядя, как я судорожно вдыхаю из своего баллончика. — Межсезонье — опасное время.
В моей жизни и вправду наступило межсезонье.
Глава 8
Межсезонье
Эль
Едва вернувшись домой, я подняла, что Мила все знает. Ну конечно, Наташка не стала молчать. Представляю, с каким восторгом она позвонила подруге, чтобы поведать ошеломительную новость. И хотя это примерно то, чего я и добивалась, меня охватила злость, словно бы я одна имела право на страдания Милы, а остальным лучше держаться от нее подальше.
Мила ничего не сказала, только отвернулась от меня.
— У нее опять обострение, — сообщила мама, на миг отрываясь от очередной книжки.
Папа не сказал ничего, как обычно не вникая в семейные проблемы. Он пришел, наверное, минут за пять до меня, и даже я чувствовала, что от него попахивает коньяком и женскими духами. Угадай-ка, к чему это.
Вот такая у нас семья. А меня еще спрашивают, отчего я выросла бездушным уродом. Да я, будет вам известно, на их фоне — белокрылый ангел.
Что главное для нашей семьи? Соблюдение приличия. Чтобы снаружи все было чисто-гладко, а что внутри — всем наплевать. Пипец просто! Помню, лет в десять я впервые сообразила, что мама и папа не любят друг друга. Это было словно гром среди ясного неба. А как же, формально они всегда соблюдали видимость: он дарил ей дорогие подарки и никогда не забывал поздравить с Новым годом, днем рождения и Восьмым марта. А что дома почти не бывает — так он мужчина, добытчик, должен зарабатывать. Я позже поняла, что у добытчика периодически случаются интрижки, на которые мама предпочитает закрывать глаза. Ей тоже выгодно: сидит дома, читает свои любимые книжки, ходит в фитнес-зал, в бассейн, к косметологу и маникюрше, покупает шмотки, может быть, не первого разряда, но и не усредненную дешевку — в деньгах папа ее не ограничивает, — в общем, и волки сыты, и овцы целы.
Сестрица — вся такая благообразная, прекрасная и возвышенная — тоже вся в них.
И только я — серая ворона с растрепанными перьями, урод и позорище нашей дружной пофигистской семейки, глядя на которую семейка Адамсов задохнулась бы от зависти.
Я включила комп, но ничего интересного там не наблюдалось. «Вконтакте» висело только одно письмо от Ковалева. Уже заранее зевая, я открыла его. Так и есть.
«Нам необходимо поговорить», — писал мне одноклассник.
Вот чудик! Может, ему и необходимо, но мне так вовсе нет. Нужно быть законченным дебилом, чтобы считать, что тот поцелуй что-либо значит. Я решила проявить свои лучшие качества и прямо объяснить то, что и так предельно ясно (что делать, если у парней мозги неправильно работают и они не понимают самых очевидных вещей).
22 
